- А чего ты тогда такая грустная? - недоумевал Макс, жадно прислушивающийся к словам девушки, рассказывающей змею о Боях.
- Его избили, - повторила она, решив, что парень просто не понял смысла ее слов.
Но тот все понял.
- Ну, так это ж хорошо! Мы все знали, что Ринслер победит!
- Чего тут хорошего? - совсем расстроилась Олиф, понимая, что она, наверное, единственная, кому искренне жалко Лекса.
- Да ты просто не знаешь, кого Ринслер побил, вот и все! - Макс буквально светился от счастья: как же, из первых уст все узнал.
- Да, не знаю...
- Ну вот! Говорят, это тот еще козел! Вообще тут в свое время вверх дном все перелопатил, да еще и друга своего бросил, ну не сволочь ли, а? Да, Кнутик?
Кнутик согласно зашипел.
- Он такая же сволочь, как и ваш Ринслер, - фыркнула Олиф, и тут же услышала, как Макс удивленно ахнул.
- Совсем больная? Как ты можешь такое говорить?!
Девушка перевела взгляд на змея, увлеченно наблюдающего за каждым движением говорящих. Прежде, чем снова посмотреть на парня, она успела отметить, что уж больно удовлетворенным Кнут выглядел.
- Я имела в виду, что ты прав. Хорошо, что Лекса избили. Так ему и надо.
Вид у нее стал еще более пришибленный, чем был, и Макс, чтобы ненароком не нарваться на женские слезы, быстренько сбежал под предлогом срочных дел.
Олиф вздохнула, и принялась смачивать тряпку в спирте. Кнутику же нужен был обязательный уход двадцать четыре часа в сутки, чтобы, не дай Берегини, бедняжка не загнулся. Тьфу, лучше б с пленниками тут так обращались!
Гадкий змей снова решил поиграть в молчанки: узнал все, что ему нужно, и сделал вид, что его тут нет. Интересно сколько ему лет? Как давно он тут?
- Эй, - спустя некоторое время начала девушка, - знаю, знакомство у нас с самого начала не заладилось, но... может, попробуем еще раз?
Кнутик чуть подвинулся, чтобы человеческая рука почесала именно то место, которое он хотел, и блаженно прикрыл веки.
- Ладно, не хочешь знакомиться - не надо, можно просто поговорить, хочешь?
Змей снова чуть подвинулся, но уже другим боком.
- Понятно, разговаривать ты тоже не хочешь.
Олиф почувствовала себя не просто скверно, а... совсем ужасно. В сердце кольнуло от обиды: даже глупое избалованное животное не хочет с ней разговаривать. Она вспомнила те дни, когда впервые встретила Лекса, и эти его отбрыкивающиеся фразочки: "да", "нет", "потому что" - это все, что он говорил. Но это было хоть что-то. Тогда на жаре невыносимо было молчать, вокруг тебя были лишь бескрайние пески; куда ни глянь - везде пустота. Там даже Берегини были бессильны, там невозможно было молчать, именно от этого Изгнанники и сходили с ума. Их разъедало одиночество.
Сейчас вокруг девушки было много людей, даже удивительно, сколько тут, оказывается, убийц, воров, или даже, может, несправедливо осужденных. Однако даже среди них это удушающее одиночество никуда не делось.
- Не понимаю, - вслух сказала Олиф, - почему вы любите эти Бои? Люди убивают друг друга, а вы ликуете. Как можно радоваться смерти?
"Их никто не убивает", - нехотя ответил Кнут.
- В смысле? - растерялась девушка. С одной стороны она, конечно, хотела поговорить, но с другой совершенно этого не ожидала.
"Без всякого смысла. Песчаники не допустят смерти на арене".
- Почему?
"Тут не так много воинов, они берегут каждого".
- То есть они специально тогда прервали бой? Чтобы Лекс не умер? - то ли удивилась, то ли обрадовалась Олиф.
"А-а... - Ее собеседник явно был разочарован, - они прервали бой... лучше б прикончили и все".
О том, что так было бы совсем не лучше, девушка деликатно промолчала.
- Откуда ты столько знаешь о боях?
"Откуда, откуда, я тут подольше тебя".
- Но ведь вас туда не пускают.
"И что? Я... я... - замялся змей, - а, ничего".
- Ты сплетни собираешь? - догадалась и тут же изумилась девушка. - Правда что ли?!
"Нет". - Животное насупилось (на змеиной морде это выглядело очень впечатляюще) и попыталось отвернуться.
- Да не обижайся ты, в этом нет ничего смешного, - соврала Олиф, - просто для меня необычно.
"Из пустыни вечно каких-то ненормальных приводят".
- Все мы тут... - начала девушка, но вовремя опомнилась. Если уж Лекс тут так известен, то не стоит лишний раз упоминать его фразочки. - А-а... э-э... а ты тут... один?
"В смысле - один?". - Из пасти высунулся тоненький язычок и снова пропал.
- В смысле... может, у тебя тут девушка есть? - такой глупости ей говорить еще не приходилось, но это было единственное, о чем она догадалась спросить, чтобы ненароком не ляпнуть лишнего.
Змей сразу погрустнел.
"Есть".
- А где она? - завертела головой Олиф.
"Умерла".
- Умер... ла? Ой, мне... я... мне очень жаль. - Берегини научите ее держать язык за зубами! Надо ж было спросить именно на эту тему!
"И мне жаль. И сына жаль".
- Сына? - Девушка себя почувствовала не просто дурой, а самым тупым и эгоистичным человеком на свете. - Прости... я не хотела, правда. Я не знала.
"Никто не знал. Я тоже не знал".
Олиф прекрасно понимала, что только что провела тупым ножом по старым шрамам. Ведь она, как никто другой, знала, что он чувствует. Боль со временем притупляется - это естественно. Раны заживают, шрамы затягиваются. Вот только тяжело забыть о потере, когда каждый встречный в твоем селе желает тебе посочувствовать, и спустя год, и спустя пять лет, и восемь. Они, словно сговорившись, подходят, строят скорбное лицо и с наигранной грустью говорят: "Олиф, нам так жаль твою маму. Она была прекрасной женщиной! Ты так на нее похожа... она гордилась бы тобой".
Лучше б молчали, честное слово.
В такие моменты сознание снова окунается в воспоминания, которые, казалось, уже стерлись из памяти.
Ха-ха. Воспоминания остаются всегда, даже после смерти, наверное.
Девушка поджала губы.
- Прости, Кнут...
Змей не ответил. Олиф медленно положила тряпку на пол, развернулась и пошла искать Макса.
Парень нашелся возле одного из загонов.
- Я домыла. Можно мне уйти ненадолго?
- Что? - не сразу сообразил он.
- Я домыла. Можно мне уйти ненадолго?
- А-а... - замялся Макс, но потом вспомнил, что девчонка прислуживает Ринслеру, и вяло махнул рукой: - иди. Только не забудь повторно покормить Кнутика! - крикнул он ей вдогонку.
Олиф едва смогла распознать его последние слова. Она шла по тоннелям, слегка касаясь рукой стены, чтобы не налететь на что-нибудь. Время тут тянулось мучительно медленно, а потому запомнить дорогу от загонов до комнат зрелых женщин было уже не сложно. Коридоры практически ничем не отличались друг от друга, однако общую последовательность Олиф запомнила: один раз налево, затем направо, потом еще два раза налево и один направо.
Коридор освещался только одним факелом, но на этот факт девушка уже как-то перестала обращать внимание. Одним и одним. Несколько факелов было лишь в двух коридорах: "лапочек" и Ринслера. Правда, к комнате Хозяина она никогда не приближалась и поэтому точно сказать не могла, сколько света там.
Олиф приоткрыла широкую дверь и заглянула внутрь. Внутри, как обычно, царил шум и гам; в чем в чем, а в способности поговорить в любую свободную секунду этим женщинам нет равных.
Девушка быстро дошла до своей койки, забралась наверх под скрипучее сопровождение ступенек, и уткнулась носом в подушку.
Бедный Кнут. Жена, ребенок. Может, Олиф была несправедлива к нему? Не каждый сможет выдержать такуюболь. Сама она смогла лишь благодаря своим сестрам и братику. Кто бы о них позаботился, если бы ей тогда не хватило сил справиться? Поэтому она держалась. А теперь Марика достаточно повзрослела, чтобы взвалить весь этот груз на себя.