Выпьет от сына дня,
Проклятого луной,
Смягчится проклятие солнца.
Когда она, не устояв,
Впадет в кровавый зной
И будет оплодотворена волком,
Тогда сможет есть мясо
И навсегда избавится от страха
Перед золотым сиянием солнца,
Когда она выпьет
Из того, кто воет в ночи.
— Кажется, есть ещё строка, но она слишком размыта… — нахмурился Корбин.
— О боже — вот оно! Вот оно! — перебила его Гвендолин. — Тейлор — та самая из пророчества. Я же понимала, то, что она ела соленые огурцы, очень странно — это беспокоило меня с момента нашей встречи.
— Когда ты видела её в последний раз? — спросил я. — Когда ты закончила свой гребаный ритуал «развода»?
Она напряглась.
— Тейлор ушла сразу же, после того как я закончила, больше мне ничего не известно. Тебе придется смириться с разрывом связи. Она сама об этом попросила.
— То, что ты натворила, сделало её уязвимой для любого сверхъестественного существа в округе Тампа-Бэй, — сказал Корбин, нахмурившись. — Она всё ещё очень молодой вампир, и если какое-либо другое сверхъестественное существо узнало о её новых способностях…
— Но как это возможно? — возразила Эддисон. — Родерик мертв, и она больше не подчиняется Селесте…
— Вы сказали Селеста? — Кожа Гвендолин цвета кофе с молоком внезапно побледнела.
— Да, именно она обратила Тейлор в вампира. Могу добавить, что насильно, — пояснила взволнованная Эддисон. — Она относилась к Тейлор как к грязи всё то время, что та жила с ней, а почему ты спрашиваешь?
— Потому что… — Гвендолин обернулась ко мне. — Именно это я хотела рассказать вам. Запах на принесенной тобой проклятой ловушке показался странным. Но что-то во всем этом было неправильным, слишком очевидным. Поэтому я применила заклинание поиска и нашла под основным запахом ещё один. Возможно, именно того, кто подкинул ловушку на твою землю, возможно, того, кто заказал и заплатил за неё, это вполне может оказаться…
— Селеста, — шепотом закончил я.
Гвендолин кивнула:
— Боюсь, что так. Но это имя до сих пор ни о чем не говорило мне.
— Почему Селеста это сделала? — спросила Эддисон. — Тейлор от нее освободилась после того, как Корбин спас её — разве нет?
— Она была свободна, пока находилась под защитой кровной связи, — мрачно ответил Корбин. — Однажды, дорогая, я тебе уже говорил, что у Селесты безошибочный инстинкт находить тех, кому суждено переродиться во тьме, тех, кто станет могущественными вампирами.
— Но… но Тейлор же была хреновым вампиром, — возразила Эддисон. — То есть до недавнего времени. — Она взглянула на меня.
— Поначалу она действительно была хреновым вампиром, — отрешенно сказал я. — Но в последнее время её навыки… они улучшились. Она научилась гламуру и лечить… — Я вздрогнул, вспомнив, как своим розовым язычком она облизывала меня, исцеляла, и не смог продолжать дальше.
— Не думаю, что именно эти умения Тейлор, или их отсутствие, заинтересовали Селесту, — сказал Корбин. — Если она каким-либо образом узнала о пророчестве, знала, кем Тейлор может стать…
— Например, что вампир может есть фаст-фуд? — заметила Эддисон.
Он покачал головой:
— Еда — это наименьшая из проблем. Если в этом пророчестве говорится о Тейлор, то она сможет стать вампиром, который ходит днем. Существом со всеми силами вампира без всяких ограничений. Это очень важно.
— Но я уже слышала о смешанных парах, — возразила Гвендолин. — Именно о парах вампир-оборотень. У них у всех своих заскоки и причуды, но никто из них не стал ходящим днем.
— Видимо, это особый случай. В этом пророчестве скрыто нечто большее, чем кажется на первый взгляд. — Корбин снова посмотрел на книгу. Перевернул страницу, показывая выцветший рисунок, выполненный коричневыми чернилами. — А это что? Ну, ну… что же здесь такое?
Дрожа от озноба, я уставился на книгу. Лишь метка на пояснице обжигала словно свинцом, вплавленным в кожу. На рисунке было изображено существо: ни человек, ни зверь, а нечто среднее. Именно так люди представляли себе оборотней, а веры называли их «проклятые».
— Кто это? — спросила озадаченная Эддисон. — Это не обычный оборотень?
— Нет, — тихо ответил Корбин. — Не совсем обычный.
Я встретился с его внимательным взглядом.
— Это проклятый, — прохрипел я. — Тот, кто не может жить среди своего вида или взять пару. Тот, кто навечно обречен на одиночество из-за своего внутреннего зверя.
— Понимаю. — Он медленно кивнул и посмотрел на Гвендолин. — И ты знаешь последние строки из этого пророчества, ведьма?