Мертвая девушка очень бледна, с большими глазами цвета неба. Что она делает в доме человека? Почему она находится в доме, в котором мы с ним живем?
Снова на неё рычу, но девушка не кажется испуганной, по крайней мере, я не ощущаю запах её страха. Она приседает и шепчет мне, называя таким знакомым именем. Именем человека? Наклоняю голову набок, пытаясь понять. И медленно делаю шаг вперед.
— Вот и всё, — голос девушки был нежным и задабривающим. Звучит неплохо… успокаивающе. Она зовет меня с порога, и я делаю ещё шаг ей навстречу. Теперь её запах стал намного сильнее, и я глубоко вдыхаю. Забавно, но она не пахнет как нежить. Но и не человеком. Она пахнет… пахнет почти как волк. Это не имеет никакого смысла. Как нежить может пахнуть волком?
— Давай, мальчик. Пойдем, — уговаривала бледная девушка. Я уже почти подошел к дверям, когда она дотрагивается до меня, и я внезапно пугаюсь. Я не знаю её, как могу ей доверять?
Отпрыгиваю обратно во двор и жалобно, тихо вою, когда серебряные зубцы сильнее впиваются в лапу. Больно. О, больно, больно, больно. Пожалуйста, остановите боль. Остановите!
Бледная девушка присела на пороге. Она посмотрела на небо, и теперь я почувствовал запах её страха. Но она испугалась не меня, она боится того, что на небе. Солнце? Свет? Он становился всё ярче и ярче, скоро наступит день. Я должен уйти, и позволить человеку взять верх, но не могу. Я застрял, впрочем, как и раньше.
Бледная девушка тоже выглядит озадаченной. Она хочет, чтобы я подошел к ней, но не могу… боюсь её прикосновений. Боюсь боли в лапе. Боюсь, что застрял в волчьей шкуре навсегда, и человек больше не придет.
Девушка снова взглянула на небо и, похоже, решилась. Медленно, осторожно она вышла наружу за дверь. Её бледная кожа сразу же покрылась волдырями. Я вижу муку в её глазах, ощущаю боль в её запахе, но она не кричит, не плачет и не убегает. Наоборот, она медленно идет ко мне, разговаривая тихим успокаивающим голосом.
Мне начинает нравиться этот голос. Мне он очень нравится.
— Пойдем, мальчик, — шепчет бледная девушка, протягивая ко мне руку. — Пожалуйста, заходи. Я не смогу находиться на улице дольше, солнце уже почти взошло. Пожалуйста, заходи, и позволь мне помочь тебе.
Её голос настолько ласковый, а аромат притягательный. Я принимаю решение. Подбегаю к ней и прижимаюсь головой к её коленям. Бледная девушка гладит меня, нежно зарываясь пальцами в шерсть. Я вздрагиваю сильнее, она настолько хороша. Сейчас я понимаю: бледная девушка не причинит мне вреда. Она мне поможет, она является частью дома. Безопасности, избавления от боли.
И я позволил ей увести себя.
* * * * *
Тейлор
Я вздохнула с облегчением, когда, наконец-то, волк прошел мимо меня в дом. Я не знала, Виктор это или нет, но не могла оставить бедное животное с этой ловушкой на лапе. Если это не Виктор, надеюсь, он не будет возмущаться, когда найдет это странное животное в собственном доме. Но с этим я разберусь потом. Сейчас меня ждал пациент, нуждающийся в лечении.
Правда, я не совсем себе представляла, как это сделать. Животное оказалось просто огромным, размером с мастифа, если не больше. А также довольно тихим. Волк неподвижно сидел на полу кухни, выставив вперед раненую лапу. Что будет, когда я попытаюсь снять этот чертов капкан?
Я глубоко вздохнула.
«Я вампир, — напомнила себе. — Я исцелюсь, даже если волк на меня нападет».
Конечно, это не означает, что мне не будет чертовски больно, если злой раненный волк разорвет моё лицо, но смогу с этим справиться. За последние шесть лет я сталкивалась и с худшей болью.
Вспомнив о боли, я быстро осмотрела покрывшиеся волдырями руки и ноги. Волосы защитили лицо от солнца, но чтобы остальные ожоги на теле прошли, понадобится больше времени. Кровь Виктора немного помогла: волдыри уже практически исчезли, оставив после себя воспаленные красные пятнышки, которые на вид были ужаснее, чем по ощущениям. Через день-два моя кожа станет, вероятно, такой же бледной и гладкой, как раньше, до того как я отважилась выйти под утренний свет.
Волк тихонько заскулил, и я почувствовала укол вины. Переживаю тут из-за нескольких волдырей, когда бедное животное испытывало мучительную боль. Пора бы уже снять ловушку с его лапы, и сделать это нужно как можно быстрее — прежде чем восходящее солнце вынудит меня заснуть.
Мгновение я помечтала об инструментах и материалах, которые имела в ветеринарном колледже. Больше всего мне был нужен шприц с лидокаином, чтобы обезболить лапу, прежде чем попробовать снять капкан. Но здесь такого не было и в помине — я постараюсь сделать всё, что смогу, надеюсь, волк меня поймет.
— Привет, милый мальчик, — успокаивающе проговорила я. — Мне нужно снять эту мерзкую хреновину с твоей лапы. Я постараюсь не причинить тебе боли, но боюсь, это будет не легко. Сможешь побыть хорошим волком, позволишь мне попробовать?
Волк склонил голову на бок, словно пытался меня понять. Был ли это Виктор? Если так, то он может не оценить то, что я разговариваю с ним как с ребенком. Но я ничего не могла с собой поделать — именно так я и разговаривала со всеми своими пациентами-животными. Во всяком случае, до того как меня обратили.
— Мне нужно осмотреть твою лапу, мальчик. Позволишь мне сделать это? — Я медленно шагнула к нему с вытянутой рукой, словно прося его дать мне лапу.
Он долго смотрел на меня золотистым взглядом, а затем протянул раненую лапу.
— Хороший мальчик, — успокаивающе бормотала я. — Кто самый сладкий, лучший мальчик? Всё будет хорошо, парень. Вот увидишь.
Медленно, стараясь его не напугать, я ухватилась за жестокий серебряный капкан. Было в нем какое-то зло, и я вздрогнула, стоило мне к нему прикоснуться. Боже, я даже не представляла, что ещё кто-то делает эти ужасные вещи. Какой больной ублюдок разместил капкан в лесу, где бедные дикие животные могли попасть в него и, вероятно, лишились бы ноги или лапы? У меня сложилось впечатление, что Виктор владел всей землей, окружавшей его дом, так кто-же расставил ловушки на его собственности?
Ну, этот вопрос я задам, когда мой новый муж вернется домой. Если только он не сидит сейчас прямо передо мной, в этом случае, я очень надеялась, что он не пережует моё лицо, когда я сниму с его лапы капкан.
Я искала какой-то открывающий механизм, но серебристый металл оказался полностью залит кровью, так что мне не повезло. Кроме того, я старалась сильно не вертеть его лапу. Насколько глубоко зубцы ловушки вонзились в плоть волка? Какая-нибудь кость сломана? Я ощущала, как снаружи поднимается солнце, давившее на меня небывалой тяжестью. Мне нужно убирать капкан и быстро.
Оставалось лишь одно: попытаться разломать его на части. Уверена, что не смогла бы этого сделать будучи человеком, но как у вампира, у меня имелся шанс.
Схватив со всей силы ловушку с обеих сторон, я взглянула на волка.
— Ладно, милый мальчик, — сказала я ему. — Была не была. Я попытаюсь тебя освободить. Пожалуйста, не кусай меня, если будет слишком больно. — А затем потянула капкан медленно, не спеша, постепенно, как я надеялась, плавно и безболезненно разжимая серебряные челюсти.
Сначала мне казалось, что ловушка даже не сдвинулась с места, настолько сильно она сжалась вокруг лапы волка, вероятно, несколько серебряных зубцов всё же вонзились в кость. Но я не собиралась сдаваться. Я всё сильнее и сильнее разжимала челюсти капкана, пока он наконец с грохотом не упал на пол.
И тогда произошло несколько вещей одновременно. Волк отшатнулся назад, дико воя от боли. Едва лапа волка оказалась на свободе, окровавленная штуковина выскользнула из мои рук почти как живая. На мгновение я подумала, что она вцепится в мою руку, и снова у меня возникло ощущение, что это зло, что в этих окровавленных серебряных зубцах скрыто злобное намерение. Я вовремя отдернула руку — иногда вампирская реакция очень полезна. А капкан, загремев упал на пол, и его челюсти защелкнулись на пустом воздухе.