Мы немного передохнули, пока папа проводил ладонями по лицу мамы, ощупывал ее шею и плечи.
— Хелена, ты ранена?
— Нет, я в порядке.
Она коротко улыбнулась, потом ее суровый взгляд устремился к нам. Каждый из нас тут же сделал основательный шаг назад, и ни один не почувствовал себя менее мужественным из-за этого мудрого отступления.
— Я ведь кое-что помню,— негромко заговорила мама, и длинная черная коса всколыхнулась у нее за спиной, когда она резко сложила руки на груди.— После событий прошлой недели я велела вам никогда больше не становиться между мной и каким бы то ни было оружием.
— Мама, дай нам передохнуть,— пробормотал Куинн.
От ее взгляда мог бы подгореть бифштекс.
— Я не позволю, чтобы моих сыновей прикончил какой-то третьеразрядный наемный убийца.
— А мы не хотим допустить, чтобы кто-нибудь лишил жизни нашу мать,— возразил я.
Мама на мгновение прикрыла глаза. Она совершенно не отличалась от древней фурии, такая же бледная, как пламя на солнце, и столь же яростная.
— Спасибо, мальчики,— наконец-то сказала мама.— Я очень горжусь вами. Но только никогда больше так не делайте.— Она прислонилась к отцу.— Ты тоже, Лайам.
— Уймись, дорогая,— нежно сказал он, целуя ее в макушку.
Отец посмотрел на стражницу, стоявшую в дверном проеме, под цепочкой маленьких стеклянных фонариков. Свечи в них мигнули.
— Ну?..
Я узнал Софи, когда она шагнула вперед. У нее были густые вьющиеся каштановые волосы и шрамы на лице — еще с тех пор, как она была человеком. Никто не знал, как эта женщина их получила.
Софи коротко поклонилась и доложила:
— Эта девушка — из людей Монмартра. Его знак был вышит на внутренней стороне ее жилета.
— И?..
— Это все, что мы знаем.
— Слишком мало,— резко бросила Хелена.
— Согласна, ваше величество.
Мама вздохнула и потребовала:
— Не надо называть меня величеством.
— Да, ваше величество.
— Погодите,— нахмурился Куинн.— У нее же была татуировка.
— Ты уверен? — спросила мама.— Где?
— Под ключицей, над левой грудью.
К чести братца надо сказать, что он не покраснел. Ничуть.
Мама прищурилась, всмотрелась в него и поинтересовалась:
— Ты заглядывал ей под рубашку?
Куинн нервно сглотнул и ответил:
— Нет, мэм.
— Ладно... Так что это за татуировка?
— Красная роза, пронзенная тремя кинжалами или кольями. Я не мог рассмотреть хорошенько.
— Я не знаю такого символа. Может быть, это что-то новое? — нахмурился папа и посмотрел на Софи.— Разберись. Удвойте патрули и пришлите еще одного стражника к моей жене.
Софи поклонилась и вышла из прихожей как раз в тот момент, когда мама начала кипятиться:
— Лайам Дрейк, я в состоянии сама позаботиться о себе!
— Хелена Дрейк, я люблю тебя! Не отказывайся от дополнительной охраны.
Они оскалились, глядя друг на друга, но я знал, что последнее слово останется за папой. Мама приходила в ярость, когда ее загоняли в угол, но отец обладал какой-то особой силой... вроде змеи, гипнотизирующей свой ужин. Его лицо смягчилось.
— Прошу тебя, любимая.
От раздражения мамины клыки еще немножко удлинились.
— Не надо...— пробормотала она, но мы уже знали, что папа добился своего.— Но только до коронации! — наконец решительно произнесла мама.
— Договорились,— кивнул папа.
К моменту коронации он найдет еще какой-нибудь убедительный аргумент.
Переговорное устройство на его поясе что-то неразборчиво пробормотало. Папа нажал на кнопку.
— Повторите!
— Ты просил сообщить, когда наступит полночь.
Папа посмотрел на свои часы, потом на нас и кивнул.
— Точно. Делегация Гончих должна прибыть с минуты на минуту. Логан, ты их встретишь. Если сведения об этой Изабо верны, то она была превращена сразу после Великой французской революции. Так что ты в этом сюртуке покажешься ей почти знакомым.
— Ладно.
Я не обратил внимания на то, как братья по привычке глупо ухмыльнулись. Они-то все до единого были в джинсах и футболках. Что я мог поделать, если эти парни не обладали чувством стиля?
— Только стражники у горы снаружи знают, что прибудут Гончие,— добавил папа.— Нам не нужны всякие драмы.
— Тут у нас вообще сплошная драма.
Я направился к главному входу в пещеру. Папин переговорник снова что-то защебетал.
Когда отец окликнул меня, его голос прозвучал довольно мрачно:
— Логан!
— Да?