— Как? — проговорил он едва слышно.
— Представьте себе, — сказал я.— А самое обидное, что мы не можем инкриминировать им дело убитого капитана, потому что оно давно прекращено. Но они говорят о каком-то большом человеке, чью волю они исполняли в Краснодаре. Как вы думаете, кто бы это мог быть?
— Кто угодно, от начальника краевого управления КГБ до секретаря крайкома партии.
— Но они утверждают, что он и сейчас представляет собой крупную политическую фигуру,— продолжал я свою игру. — Вы лучше меня знаете краснодарских деятелей, может, вы подскажете нам парочку кандидатов?
— Что вы думаете с ними делать? — спросил Соснов.
— Прежде всего я хотел бы с ними познакомиться.
— Я имею в виду арестованных кагэбэшников.
— Вероятно, их будут судить за спекуляцию наркотиками, — сказал я.
Соснов машинально кивнул и рассеянно произнес:
— Спасибо за информацию.
После этого он вовсе выпал из беседы, так и не дав мне никаких намеков ни на свою виновность, ни наоборот. Известие об аресте убийц действительно потрясло его, но вполне можно было предположить, что он встревожен этим обстоятельством из соображений справедливости. Я так и не смог добиться от него ясности в последующем разговоре, и вскоре секретарша Лена зашла к нему, чтобы напомнить о встрече каких-то знатных иностранцев в Шереметьевском аэропорту. Время нашей аудиенции закончилось.
Я вернулся в прокуратуру, доложил обо всем Меркулову, и тот сказал:
— Короче, ты ему выдал информацию, а он тебе нет. Очень продуктивный способ ведения допроса.
— Во всяком случае, — сказал я, — он оповещен.
Сережа Семенихин появился под вечер, и мы дожидались его в моем кабинете, попивая казенный кофе. Даже Лариса заинтересовалась планом комиссии и сидела с нами. Сережа был по-прежнему невозмутим и жевал жвачку.
— Примитив, — сообщил он. — Они устраивают открытый судебный процесс.
— Они надеются, что Бэби явится прямо в суд? — усмехнулась Лара.
— Не глупо, — вставил Меркулов. — Если он решится на свое дело, то поймать его будет нетрудно.
— Принимаю пари, — провозгласил я. — Пять к одному, что Бэби там не появится.
— А я думаю, появится,— возразила Лара.— Только убить этих подонков ему не удастся.
— Ваш прогноз, гражданин начальник? — спросил я у Меркулова.
— Я не занимаюсь прогнозами,— сказал тот надменно. — Но убежден, что бандиты будут убиты.
— Сережа, а ты? — спросил я у жующего помощника. Тот пожал плечами.
— Кто его знает...
Операция готовилась солидно, добрая треть зала заседания должна была быть наполнена агентами комиссии, в зале было установлено шесть телевизионных камер, а на Чекалина с Тверитиным надели пуленепробиваемые жилеты. Процесс был липовый, и их хотели сохранить до суда настоящего.
О предстоящем суде говорилось в прокуратуре, мелькнула заметка в «Московском комсомольце», в общем, оповещение было. В пятницу мы все с утра отправились туда, в зал, где предполагалось действие спектакля, и волнение было такое, будто мы сами идем на дело. Посторонний народ шел на процесс слабо, нынче люди ценили свое время и на ротозейные дела уже не разменивались. Собирались старички-пенсионеры, какие-то женщины с сумками, завсегдатаи судебных заседаний, но была и молодежь. Людей на входе не обыскивали, но всем следовало пройти через металлоискатель, и на кого аппарат реагировал, тех отзывали в сторону и проверяли наличествующий металл. Полковник Рогозин занял место неподалеку от скамьи подсудимых, и к нему то и дело подходили люди, которым он отдавал распоряжения.
Мы с Костей расположились на балконе, откуда все было прекрасно видно, и представителей комиссии там было больше, чем случайных посетителей. Когда ввели подсудимых, внизу еще оставалось много свободных мест.
Оба наши героя, и Чекалин, и Тверитин, чувствовали себя не слишком уверенно, и были совершенно правы. Хотя пуленепробиваемые жилеты на них были надежно замаскированы, они вряд ли могли знать, что Бэби имел привычку стрелять в голову. Чекалин нервно мял руки, а Тверитин то и дело посматривал в зал, будто искал там кого-то. Потом все встали, появились так называемые судьи, и все пошло как полагается. Оглашение материалов дела, допрос свидетелей, суровая обвинительная речь прокурора и выступление защиты. Я невольно думал о том, кто писал им все эти тексты. Процесс шел, а Бэби не появлялся. Напряжение росло, и в какой-то момент мне захотелось, чтобы вся эта комедия поскорее кончилась. Я глянул на Меркулова, тот трогал кончик носа и сопел, что говорило о его сосредоточенности. Тут-то все и началось.
Сначала послышались чьи-то крики из зала, потом вдруг громыхнул взрыв, и поднялось облако густого черного дыма. Немедленно поднялась паника, крики, толкотня. Когда произошел второй взрыв, паника приобрела всеобщий характер, даже судьи повскакали с мест. Один из заседателей указывал рукой куда-то в зал, другой в нерешительности топтался у двери. Сам председательствующий судья о чем-то говорил по переговорному устройству. Мы, сидевшие на балконе, тоже вскочили, потому что поднявшийся дым скрыл от нас зал внизу. Кто-то начал кашлять, кто-то почему-то просил о помощи, а большинство просто не знали, что им делать, потому что были на службе. В дверь заглянул какой-то начальник и бросил команду:
— Быстро оцепить здание и никого не выпускать! Какая-то женщина рядом со мной рыдала, и я пытался ее успокоить, говоря ей, что от взрыва никто не пострадал. Я как в воду глядел, взрывы внизу были чисто отвлекающими мероприятиями. Когда дым рассеялся и мы увидели внизу разгромленный, опустевший зал, то единственное место, где еще встревоженно суетились люди, была скамья подсудимых. Мы с Меркуловым, предчувствуя нехорошее, кинулись вниз и, пройдя через несколько кордонов, вошли-таки в зал. Так и есть: пока шла паника, оба наших героя в пуленепробиваемых жилетах были убиты выстрелами в голову.
Неподалеку Рогозин сухо, но очень сердито что-то говорил побледневшему Свищеву. Врач в белом халате растерянно озирался, словно ждал, что и в него в этот момент могут целиться. Я подозвал оказавшегося неподалеку Сережу и сказал:
— Вызывай опергруппу из МУРа! Скажи, чтоб Грязнова оповестили.
Рогозин услышал мой голос и немедленно подошел к нам.
— Какая-то накладка случилась,— пробормотал он.— Будьте уверены, мы задержали всех собравшихся, мы его поймаем... Камеры должны были зафиксировать его...
— Дерзайте, полковник, — сказал Меркулов. — Ибо иначе выходит, что вы провалили операцию.
— Не беспокойтесь, — произнес Рогозин взволнованно, — я готов ответить.
— Давайте разберемся,— миролюбиво предложил я. — Разве зал не осматривали перед запуском людей?
— Разумеется, осматривали.
— А людей обыскивали?
— Конечно. Он не мог пронести сюда оружие!
— Тогда выходит, — сказал я, — что или это фантастический трюк Бэби, или...
— Что — или? — нервно спросил Рогозин.
— Или этих парней ликвидировали ваши люди, — закончил я.
— Вы думаете, что говорите? — возмущенно повысил голос Рогозин.
— Он говорит серьезные вещи,— вмешался Меркулов резко. — Проверьте ваших людей, полковник. Это убийство было выгодно не только Бэби.
Рогозин раздраженно пожал плечами.
— Разумеется, проверим. Можете сами взять на себя эту проверку, если вам так хочется.
— Нет уж, нет уж,— возразил я.— Со своим людьми разбирайтесь сами.
Мы попрощались и пошли к выходу, но нас поймала Лара.
— Константин Дмитриевич, — сказала она. — Там в числе задержанных оказалась Нина Ратникова. Вы не могли бы ей помочь?
— Нина Ратникова? — Меркулов с недоумением посмотрел на меня.
— Жена убитого в Краснодаре капитана, — объяснил я. — Она долгое время была за границей и вернулась пару недель назад. Мы беседовали с ней, я тебе уже докладывал.
Мы заглянули в зал, где собрали задержанных людей, и Лара вызвала оттуда Нину Шимову. Та, как и все, была растеряна и испугана, хотя и выглядела по-прежнему шикарно.