– Вы не могли бы сесть ко мне в автомобиль? – приглашаю я, забираясь на сиденье водителя.
После короткого колебания директор похоронного бюро усаживается на место пассажира рядом со мной.
– Что в этой бутылочке?
– Химикат, который указывает на наличие скрытой крови.
Он поджимает губы.
– Это что, уголовное расследование?
– Да. Не могли бы вы накрыть своим пиджаком мои руки и леопарда?
– Могу, конечно. Надеюсь, вы не собираетесь уничтожить его, а?
– Нет, сэр.
Пока он расправляет пиджак, я внимательно рассматриваю Лену. Раздвинув мех у нее под нижней челюстью, я вижу шов, который наложила Пирли после смерти отца.
– Вот так? – спрашивает мистер МакДонахью, соорудив из своего пиджака нечто вроде палатки.
– Превосходно. – Левой рукой я помещаю Лену в импровизированную палатку, а правой разбрызгиваю ортолидин на ее шерстку. Потом поворачиваю ее другим боком и снова брызгаю химикатом.
– И что же дальше? – спрашивает мистер МакДонахью.
– Мы немного подождем.
Когда-то фотографы использовали собственные пиджаки в качестве передвижных фотолабораторий в полевых условиях. Наступление эры цифровой фотографии сделало подобную практику достоянием прошлого, но сегодня знание этого приема мне пригодилось.
– Не могли бы вы включить кондиционер? – просит мистер МакДонахью.
– Нет. Мы же не хотим, чтобы химикат разлетелся по салону, верно?
– Он токсичен или что-нибудь в этом роде?
– Нет, – не моргнув глазом, лгу я.
– Ага. Что, в таком случае, должно произойти?
– Если там есть кровь, она будет светиться голубым цветом.
– И сколько на это потребуется времени?
– Минута или две.
Мистер МакДонахью выглядит заинтересованным.
– Я могу взглянуть?
– Да. Если у нас что-нибудь получится, я хочу, чтобы вы засвидетельствовали это.
После того как проходят две минуты, я приподнимаю полу пиджака и вглядываюсь в темноту. Голова Лены светится, словно окрашенная голубым фосфором.
Сердце у меня колотится так, что готово выскочить из груди. Дедушка никогда не упоминал Лену ни в одной из версий событий, произошедших в ночь смерти моего отца. Зато он совершенно определенно посоветовал мне положить ее в гроб. И вскоре я узнаю, почему.
– Что вы видите? – интересуется директор похоронного бюро.
– Кровь.
– Могу я взглянуть? – умоляющим голосом просит он, как восторженный четырехлетний ребенок.
– Одну минуточку.
Я осторожно поворачиваю Лену в руках и рассматриваю ее голову. Хотя и размазанная – очевидно, когда ее чистила Пирли, – кровь, похоже, попала на шерсть маленькими брызгами. В одном месте капли располагаются особенно густо – здесь Пирли, очевидно, просто недоглядела. Большая часть кровавых пятен приходится на голову Лену, тогда как на остальное тело их попало совсем немного. Создается впечатление, что ее попросту сунули головой в рану в попытке остановить сильное кровотечение. Неужели это папа прижал мою любимую зверушку к ране, пытаясь спастись? Это вполне возможно, хотя, учитывая огромное выходное отверстие от пули у него на спине, такой шаг никак не мог сохранить ему жизнь.
Ты смотришь прямо на ответ, – звучит у меня в голове негромкий голос. – Смотришь на него, но не видишь…
Голубое свечение стало ярче. Я медленно поворачиваю голову Лены, внимательно рассматривая ее со всех сторон. Не упускаю я и швы у нее под подбородком. Почему ее шерстка была разорвана именно в этом месте? Если папа сунул ее в рану на груди, то что могло разорвать плюшевую шкуру? Сломанное ребро? Очень может быть. Когда я поворачиваю Лену так, чтобы иметь возможность рассмотреть ее нос, ответ внезапно обрушивается на меня – как пригоршня ледяной воды, которую кто-то плеснул мне в лицо.
На лбу у Лены виден безупречный полукруг голубого свечения, почти идеально соответствующий по размеру верхнечелюстной дуге взрослого человека. В моем распоряжении недостаточно данных, чтобы провести сравнительный анализ с конкретными зубами определенного человека, но и без него я твердо уверена в том, что полукруг на мехе Лены в точности совпадет с верхними зубами папы.
Мой отец задохнулся и умер.
В первый раз перед моим мысленным взором события той ночи разворачиваются именно так, как они происходили на самом деле. Дедушка сунул Лену в рот отцу – возможно, для того, чтобы заглушить крик боли, но скорее всего, чтобы довершить начатое убийство. Пока отец лежал на полу, истекая кровью, как раненный в брюхо олень, пока Пирли бежала из главного здания в помещение для слуг, дед сунул мою любимую игрушку в рот папе и зажал ему нос, чтобы побыстрее прикончить. Чтобы заставить его умолкнуть навеки.
Но мой отец больше не будет молчать. Подобно крови Авеля, кровь папы взывает к отмщению из могилы. И, подобно убийце Авеля, мой дед скоро будет заклеймен. Заклеймен и покаран.
– Теперь я могу взглянуть? – настаивает мистер МакДонахью.
Я рассеянно киваю в знак согласия.
Он приподнимает пиджак и смотрит в темноту.
– Будь я проклят! Совсем как в сериале «CSI: полиция Майами».
– Совершенно верно, – бормочу я. – Мне нужно еще раз взглянуть на тело, сэр.
Он опускает стекло и вытягивает шею, чтобы оглядеться по сторонам.
– Катафалк уже увез его в похоронное бюро.
– Я должна увидеть тело еще раз, до того как его отправят в Джексон.
– Тогда вам лучше поспешить. Фургон судебно-медицинского эксперта уже может ждать прибытия катафалка. Они просто перенесут гроб из одного автомобиля в другой, не занося в похоронное бюро.
Я завожу мотор, сдаю задом на асфальтированную дорожку и, прибавив газу, устремляюсь к воротам кладбища в четырехстах ярдах впереди.
– Вы должны высадить меня у моей машины, вы не забыли? – напоминает мистер МакДонахью.
– Я не могу терять времени. Я сама отвезу вас в бюро.
Он сердито смотрит на меня.
– Остановите автомобиль немедленно, юная леди.
– Речь идет о расследовании убийства, сэр. Дело ведет ФБР. Пожалуйста, оставайтесь на месте.
Не знаю, поверил мне мистер МакДонахью или нет, но он усаживается поудобнее и умолкает. Я мысленно благодарю Господа за то, что он услышал мои молитвы.
Глава пятьдесят шестая
Перед похоронным бюро МакДонахью на два квартала в обе стороны выстроились припаркованные автомобили. Это стало уже традицией или приметой в Натчесе: вы видите автомобили, припаркованные здесь, и понимаете, что кто-то умер. Кто-то белый. У чернокожих свои похоронные бюро. И свои собственные кладбища. Некоторые вещи не меняются или меняются очень медленно.
– Поверните сразу за железнодорожным переездом, – командует мистер МакДонахью. – Комната для бальзамирования располагается вот за той дверью гаража.
Я делаю левый поворот, затем еще раз поворачиваю налево и въезжаю на стоянку, предназначенную для большегрузных автомобилей. Здесь стоит высокий черный катафалк, сверкающий на солнце, а рядом с ним припаркованы несколько дорогих седанов. Вероятно, они принадлежат семейству покойного, которое прощается с ним в похоронном бюро.