Вместо бесценной антикварной статуэтки или мушкета, как я ожидаю, он достает из сейфа нечто вроде архитектурного макета. Он похож на отель, с двумя величественными крылами, обрамляющими центральную часть, выполненную в стиле Ренессанс, столь характерном для домов Натчеса довоенной постройки.
– Что это такое? – спрашиваю я, когда он переносит макет на покерный столик в углу.
– «Мэзон ДеСалль», – с гордостью ответствует он.
– «Мэзон ДеСалль»? – Так называется Центр дизайна интерьера, которым заведует моя мать. – По-моему, для маминого Центра это здание великовато.
Он негромко смеется, явно получая удовольствие от происходящего.
– Ты права. Мне просто понравилось название. Этот «Мэзон ДеСалль» – гостиничный комплекс и казино. Курорт.
– И почему мы на него смотрим?
Дедушка взмахом руки указывает на макет – подобно железнодорожному магнату, вынашивающему стратегические замыслы у карты континента.
– Через шестнадцать месяцев, считая с сегодняшнего дня, это комплекс будет стоять в нижней части Натчеса, на берегу Миссисипи.
Я растерянно моргаю. По закону любое казино в штате Миссисипи – даже дворцы в стиле Лас-Вегаса на северной части побережья Мексиканского залива – могут быть построены только на плавучих платформах. У Натчеса уже есть плавучее казино, стоящее на мертвом якоре в конце Силвер-стрит.
– Как такое может быть? Разве законодательство штата не ограничивает распространение азартных игр только водной территорией?
Он лукаво улыбается. Майкл Уэллс прав: моему деду известно нечто такое, чего не знает больше никто.
– В законе есть лазейка.
– И эта лазейка…
– Игорные лицензии для индейцев.
– Ты имеешь в виду игорные дома в резервациях, как в Луизиане?
– В Луизиане и еще примерно двадцати других штатах. У нас уже есть одно казино в Миссисипи, в Филадельфии. Оно называется «Серебряная звезда».
– Но в Натчесе нет резервации.
Улыбка деда становится торжествующей.
– Скоро будет.
– Но здесь же нет коренных американцев.
– Как ты думаешь, в честь кого назван этот город, Кэтрин?
– В честь индейцев племени натчес, – сердито бросаю я. – Но их поголовно уничтожили французы в тысяча восемьсот тридцатом году. Вырезали всех, до последнего ребенка.
– Неверно, моя дорогая. Некоторым удалось ускользнуть. – Он проводит длинными пальцами по одному из крыльев макета, потом ласково гладит центральную часть казино. – Последние четыре года я разыскиваю их потомков и оплачиваю проведение сравнительных анализов ДНК, долженствующих подтвердить их происхождение. Думаю, это тебя заинтересует. Для получения исходных образцов ДНК мы используем зубы трехсотлетней давности.
Я слишком ошеломлена, чтобы сказать хоть что-то.
– Впечатляет, не правда ли? – интересуется он.
Я изумленно качаю головой.
– И куда же скрылись уцелевшие индейцы?
– Некоторые исчезли в болотах Луизианы. Другие двинулись на север в Арканзас. Третьи добрались аж до Флориды. Кое-кого продали в рабство на Гаити. Выжившие в основном ассимилировались с другими индейскими племенами, но для моего предприятия это не имеет значения. Если федеральное правительство признает их потомков коренной индейской нацией, то любой закон, применимый к чероки или апачам, будет равноценен и в отношении натчесов.
– И сколько этих индейцев в живых сейчас?
– Одиннадцать.
– Всего одиннадцать? Разве этого достаточно?
Он с решительным видом постукивает пальцем по макету.
– Несомненно. Признание получали племена и с меньшим количеством людей. Видишь ли, в том, что индейцев осталось так мало, нет их вины. Во всем виновато правительство.
– Французское правительство, если речь о конкретном случае, – сухо замечаю я. – Кстати, теперь их называют коренным населением Америки.
Он презрительно фыркает.
– Меня не интересует, как они себя называют. Зато я знаю, что они значат для этого городка. Спасение.
– И именно поэтому ты делаешь это? Чтобы спасти город?
– Ты хорошо знаешь меня, Кэтрин. Гарантирую, подобный бизнес способен приносить до двадцати миллионов долларов в месяц. Но что бы ты ни думала, я делаю это совсем по другой причине.
Я не желаю выслушивать праведные и благочестивые рассуждения деда, которыми он руководствуется для обоснования своих амбиций.
– Двадцать миллионов в месяц? А откуда возьмутся люди? Игроки, я имею в виду. Ближайший коммерческий аэропорт расположен в девяноста милях, и у нас нет даже четырехполосной магистрали к нему.
– Я покупаю местный аэропорт.
– Что?
Он смеется.
– Вообще-то не покупаю, а приватизирую. У меня уже есть чартерная авиалиния, которая будет выполнять рейсы сюда.
– С чего бы это окружные власти позволили тебе такие выходки?
– Я пообещал им организовать постоянные коммерческие авиарейсы.
– Это как в «Поле чудес», правильно? Ты веришь, что если построишь аэропорт, то привлечешь и все остальное.
Он в упор рассматривает меня своим знаменитым взглядом прагматика.
– Да, но это вовсе не глупые сентиментальные грезы. Людям нужны блеск, очарование и звезды. И я дам им это. Отчаянные игроки будут прилетать в хлопковую столицу Старого Юга на «лирджетах» и жить три дня в атмосфере «Унесенных ветром». Но это все лишь внешняя сторона дела, благополучный фасад, так сказать. На самом деле они будут прилетать сюда затем, чтобы осуществить старую, как мир, мечту – получить кое-что просто так. Прибыть сюда нищими, а выйти – королями.
– Это все пустые мечты. В конце концов казино всегда выигрывает.
Теперь в его улыбке читается полное удовлетворение.
– Ты права. И на этот раз в роли казино выступим мы, дорогая. Но в отличие от убожества, стоящего на якоре вон там, в конце улицы, у обрыва, которое отбирает у бедных горожан их пенсионные пособия и отправляет доходы в Лас-Вегас, казино «Мэзон ДеСалль» будет оставлять свою прибыль прямо здесь, в Натчесе. Я собираюсь возродить и перестроить инфраструктуру этого городишка. Мы начнем с современного индустриального парка. Потом…
– А как насчет индейцев? – задаю я прямой вопрос.
Холодные блекло-голубые глаза впиваются в меня, и выражение их не сулит ничего хорошего. Пока меня не было, дед успел отвыкнуть от того, что кто-то может осмелиться перечить ему.
– Мне показалось, что теперь их называют коренным населением Америки.
– Мне показалось, ты собирался ответить на мой вопрос.
– Эти одиннадцать индейцев станут одними из богатейших людей в Миссисипи. Естественно, мне полагается справедливая компенсация за развитие и воплощение проекта, а также за начальный капитал, который я в него вложил.
Теперь мне все понятно. Моего деда нарекут спасителем Натчеса. Тем не менее, несмотря на несомненное благородство его цели, мне становится не по себе при мысли о том, как он намеревается ее достичь.
– На данном этапе что-то может пойти не так?
– О, всегда что-то может пойти не так, как планируется. Это известно каждому старому солдату. Но мои контакты в Вашингтоне говорят, что федеральная сертификация индейского племени натчесов должна состояться в течение ближайших семи дней.
Я отхожу от покерного столика, и взгляд мой прикован к бутылке «Абсолюта» в буфете.
– Ты уверена, что не хочешь выпить? – спрашивает он.
Я закрываю глаза. Я надеялась сегодня обойтись без валиума, но, похоже, мне все-таки понадобится хотя бы одна таблетка, чтобы доехать до Нового Орлеана.
– Уверена.
Дед бросает последний взгляд на свой макет и относит его к оружейному сейфу. Пока он стоит, повернувшись ко мне спиной, я вынимаю из кармана таблетку и проглатываю ее без воды. К тому времени, когда дед возвращается в кресло, валиум уже покоится у меня в желудке.
– Расскажи о той ночи, когда умер мой отец.