Подул холодный промозглый ветер, резкий и порывистый. Он сразу снес туман вниз, в сторону лиственничного леса, росшего внизу, заодно очищая плато от черного дыма. И мне сразу открылась диспозиция невидимого стрелка. Хорошо засел, почти не видно. Я огромными прыжками понесся по каменистому откосу в сторону отдельно росших деревьев. Меня заметили. Оказывается, на дереве засел не один хрутт. Справа от меня взметнулась земля, швырнув в лицо мелкие камешки. Больно секануло по щеке. Почему я не переключил комбинезон в диапазон невидимости? Давно уже не применяю такой прием. Привык биться с врагом, когда он наблюдает тебя, ощущает дыхание смерти. Невидимость — это удел слабых или неподготовленных к истинному бою. Старый Зенга тоже пренебрегал таким методом защиты, страшно ругался, когда я пробовал подобраться к врагу бесплотной тенью. Сколько мы из-за этого ссорились! Но в дальнейшем я оценил его принципы открытого боя. Моя невидимость для врага — это несомненное преимущество, психологический фактор. Когда же я сходился один на один с каким-нибудь аборигеном-воином, то сполна получал удовольствие. Я впитывал весь спектр эмоций соперника: от ярости и злости до абсолютного ужаса, когда понимаешь, что спасения все равно не будет.
Просвистело в двух шагах от меня, и снова взрыв метнул в меня крошево гранитного камня. А вот в это раз задело основательно. По ноге словно кувалдой ударили. И сразу скорость бега упала вдвое. Достав на ходу плазмоган, я выстрелил в засаду. Плазменный шар набрал энергию и так шарахнул по стволу дерева, что практически подрубил его. Вспыхнуло пламя, ствол со страшным скрипом стал заваливаться на землю. Я пренебрег боем и с любопытством стал следить за действиями хруттов. Они пытались удержаться руками за ветки, смягчит последствия падения, но это было неправильное решение. При падении дерево в любом случае придавит их.
Ствол перестал падать, чудом удерживаясь на древесных волокнах, расщепленных энергией плазменного взрыва. Древесина горела, но опасно накренившись, укрытие стрелков не падало. Один из хруттов изловчился, и даже из такого положения умудрился дать очередь из автомата. Пули вспороли мне левую икру. Выстрел, достойный уважения! Я поднял свой пистолет и окончательно решил судьбу сосны. Дерево рухнуло. Я подскочил к едва копошившимся хруттам и нанес два удара, от которых не выживают. Нет, головы я не рубил. Я разрубил одного пополам, а второго — бородатого — проткнул острием, так как он был почти недосягаем для меня, прикрытый толстыми ветвями. Решив проблему безопасности с тыла, я скачками понесся вниз к жилищам землян.
Русский военный мог шутить, а мог и говорить серьезно, рассуждал Дракон, сидя на деревянном топчане, застланном старым матрасом, пропахшим дымом, копотью и застарелым потом. Бомжацкое, по сути, убежище скрывало здесь больше пятнадцати человек, до конца не верящим словам подполковник. Если он врал, то для каких целей? Выявить главных поставщиков нефрита? Схватить Сохатого? Но ведь его и Синь Тао Сорокин не схватил, не арестовал, а отправил в барак заколачивать окна и дверь. Если же не врал — тогда ситуация совершенно не нравится Дракону. Чудовище идет сюда, неумолимо приближается, чтобы судьба столкнула их лицом к лицу.
Лан Вэй поежился и осторожно осмотрел помещение. Хмурый рассвет уже заглядывал сквозь щели досок, наложенных на оконные проемы. Здесь было три небольших окна, пропускающих свет солнца, и этого освещения было достаточно для того, чтобы проснуться, одеться и, не стукаясь лбами, выйти на улицу. Да и кому они вообще нужны? Весь день на выработке, на свежем воздухе.
В бараке было натоплено с вечера, и огонь в печи поддерживал худосочный мужичок в старой «аляске», латанной-перелатанной. Он изредка подкидывал полешки в печку и что-то про себя бормотал, но его шепот невозможно было расслышать. Остальные тоже не молчали, обсуждая что угодно, только не тему пришельцев. Люди не приняли всерьез рассказ подполковника, выдвигая версии, почему их не выпускают наружу. Кто-то пробовал, но Зяма и Жига со свирепыми лицами тыкали дробовиками в грудь ослушников и гнали тех на топчаны. Странно, неужели бандиты поверили?
Дракон посмотрел на Тао. Телохранитель молчал, глядя в одну точку: на стену барака. Казалось, ему все было безразлично, но Лан Вэй хорошо знал своего человека. Вот и сейчас Тао бросил цепкий взгляд на расшумевшихся Зяму и Жигу. Те затеяли игру в карты на щелчки по лбу. От скуки много чего переделаешь, даже ногти аккуратно погрызть успеешь.
До ногтей дело не дошло. Снаружи внезапно вспыхнула стрельба. Все соскочили с топчанов и бросились к заколоченным окнам. Кто-то сдуру попытался оторвать доску, чтобы посмотреть, что происходит. К двери никто не подходил, ибо все были предупреждены о взведенном медвежьем капкане снаружи, да и угрюмый Кривой с пистолетом сидел возле печки, периодически демонстрируя его особо ретивым.
— Куда? — заорал Зяма, бросая карты. — Отвалите от окна, придурки! Хотите маслину в лоб получить? Быстро сели!
Рабочие загомонили, но послушались. Все же это не петарды новогодние взрывались, а настоящие автоматные очереди. А потом грохнуло, и еще раз! Нешуточная стрельба уже шла за стенами барака. Кто-то страшным голосом, каким-то нечеловечьим, закричал, призывая неведомого шамана. От этого крика у Лан Вэя мурашки поползи по спине.
— Жил однажды в Китае человек, которому нравились драконы, — заговорил он на китайском, зная, что Тао его слушает, — и вся его одежда, вся обстановка в доме были украшены их изображениями. О его глубоком увлечении этими существами стало известно драконьему богу, и в один прекрасный день, перед окном этого человека появился настоящий дракон. Говорят, что человек умер от страха.
Лан Вэй помолчал, потом продолжил:
— Иногда мне кажется, что уподобился такому человеку. Я охочусь за красотой природы, отбираю ее и продаю людям. И постоянно думаю, что рано или поздно за мной придет настоящий дракон, который потребует от меня доказательств истинной любви к вещам из зеленого и белого камня. Стоит ли мне ждать своей судьбы или попытаться изменить жизнь? Там, за стеной сегодня настоящий дракон пришел ко мне.
— Никогда не любил легенды, — все же ответил Тао, посмотрев на шефа. — Жизнь отличается от назидательных нравоучений. Говорят еще, что в поспешности скрыты ошибки. Нам не надо делать поспешных выводов. Допустим, что русские воюют с чудовищами. Дождемся окончания боя и увидим, кто победил.
— Поспешим вступить в бой — и проиграем свою жизнь? — усмехнулся Лан Вэй. — А не станем спешить — упустим шанс выжить?
— Воистину мудрые слова, — наклонил голову телохранитель, — вы правильно все поняли, хозяин. Даже я не сказал бы лучше.
— Хорош на своем тарабарском базлать! — лениво бросил Жига с топчана. — О чем там шепчетесь? Говорите по-русски! Умеете же!
— Это к делу не относится, уважаемый Жига, — вежливо ответил Лан Вэй, — мы говорим о своем доме, о смысле жизни и перспективах остаться в живых….
— Сиди на месте — вот тебе вся перспектива, — хохотнул Зяма несколько натянуто. Его распирало желание посмотреть в оконце, как развиваются события. Но дробный перестук автоматных очередей и периодические громкие хлопки подствольных гранат заставляли сдерживаться. Шальные осколки и пули летят по непредсказуемой траектории, и по закону подлости, о котором Зяма был прекрасно осведомлен, один из них обязательно влетит в проем окна.
Внезапно зашипела рация. Подскочив от неожиданности (он совершенно забыл о связи), Зяма заорал:
— А ну, тихо! — и поднеся рацию к губам, произнес: — Принимаю, Зяма!
— Это Быра, — зашипел переговорник, — как обстановка? Прием!
— Все тихо, никто не ломится в барак. Стрельба на улице сильная. Как у вас? Прием.
— Кажется, завалили одного, — хрюкнула рация, — это реально чудовища! Полкан не гнал туфту! Сидите тихо и не высовывайтесь. Они очень хорошо бегают и прыгают. Скорого убили…. Прием.
— Как убили? — затупил Зяма, еще не осознав новости. — Прием.