Оглянувшись, Франсуа обнаружил у себя за спиной двух дровосеков, которые освещали себе путь факелами. Их домик находился в двух шагах от этой лужайки, и, заслышав звон шпаг, они поспешили узнать, какая беда здесь приключилась.
Франсуа не смог ничего сказать. Он лишь горько вздохнул, глядя на распростертое тело.
Два часа спустя Франсуа де Монморанси вошел в свой замок. Часовой, охранявший подъемный мост, взглянул на молодого хозяина и оцепенел: прекрасные черные волосы Франсуа стали белее снега.
— Мой господин, — подбежал к Франсуа слуга, — ваши покои готовы…
— Коня! — крикнул тот.
Расторопный конюший тут же подвел к крыльцу оседланную лошадь и осторожно поинтересовался:
— Когда мой господин изволит вернуться?
— Никогда! — бросил Франсуа и хлестнул своего скакуна.
Вылетев со двора, он помчался во весь опор и вскоре скрылся во мраке.
Вослед всаднику несся горестный вопль — словно чье-то сердце разрывалось от боли и скорби:
— О, Франсуа! Муж мой! Франсуа!
Женщина, прижимая к груди ребенка, отчаянно кричала, не в силах догнать наследника прославленных Монморанси, который оставлял свой замок навсегда.
Но этот призыв исстрадавшейся души так и не достиг слуха Франсуа, и конский топот вскоре стих вдали.
Тогда женщина бросилась к потрясенным слугам, с открытыми ртами наблюдавшим за безумным бегством своего господина из его собственного дома.
— Куда он направился? — тихо спросила она.
Часовой, узнав Жанну де Пьенн, поспешно обнажил голову и почтительно ответил:
— Это никому не известно, сударыня.
— А когда он приедет назад?
— Господин заявил: никогда!
— Он поскакал туда… А что это за дорога?
— Это дорога на Париж, мадам.
— Так он отправился в Париж…
Ну что же! Значит, и она отправится в столицу! А если нужно, и еще дальше! Она готова пройти пешком через весь Иль-де-Франс! Готова следовать за своим мужем хоть на край света!..
И Жанна, крепко прижав к себе спящую дочурку, зашагала вслед за Франсуа. Ее путеводной звездой была любовь, любовь к мужу и ребенку. Ничего не страшась, женщина спокойно шла по дороге через мрачный ночной лес…
Любовь придавала Жанне сил. Молодая женщина не боялась ни темноты, ни лесных теней, ни бандитов, рыскавших по всей округе. Она шагала быстро и уверенно, прижимая к груди Лоизу. Жанна совсем не думала о том, что пустилась в путь без денег, в чем была, не захватив даже плаща. Она не знала дороги, у нее не было друзей в Париже, но женщина с ребенком на руках шла и шла, будто завороженная… Жанна спешила к любимому…
Вскоре после странного отъезда Франсуа дровосеки доставили в замок истекающего кровью Анри. Немедленно послали за врачом. Тот обследовал раненого и заявил:
— Он не умрет, но выздоравливать будет медленно. Пролежит, наверное, полгода…
Дровосеки, разумеется, видели, что страшную рану Анри нанес его собственный брат, но, трепеща перед господами Монморанси, эти люди благоразумно промолчали. И в замке подумали, что младший сын коннетабля пострадал от рук лесных разбойников.
В это время замок оставлял еще один человек. Это был шевалье де Пардальян. Он, конечно, не знал о поединке братьев, но даже если бы и знал, все равно поспешил бы унести ноги из владений Монморанси. Старик не сомневался: Анри не забудет, что Пардальян ослушался его, и жестоко накажет своевольного слугу.
— Получается, что, вернув младенца матери, я пошел против своего хозяина, — соображал шевалье де Пардальян. — А значит, надо убираться отсюда. Ведь мой благородный господин теперь с наслаждением повесит меня на первом же суку… Я, конечно, дворянин, но господин Монморанси-младший, не задумываясь, вздернет и дворянина, только веревку выберет поновее. Так что постараемся, чтобы моя шея оказалась как можно дальше от этой прочной веревки…
Пардальян придирчиво оглядел коня, тщательно исследовал свою экипировку, вскочил в седло, усадил перед собой сына, весело помахал рукой мрачным башням замка и направил скакуна к парижскому тракту.
Минут через двадцать он неожиданно заметил, что по дороге движется какая-то тень. Пардальян придержал коня и разглядел в темноте женщину с ребенком. Она шла в том же направлении, в котором ехали отец с сыном.
Старик тут же узнал Жанну и вполголоса обратился к ней:
— Мадам!
Она замедлила шаг и поинтересовалась:
— Скажите мне, эта дорога приведет меня в Париж?
— Обязательно, мадам… Но молодой женщине нельзя идти в одиночку через лес, да еще ночью. Разрешите мне охранять вас!
Однако Жанна лишь улыбнулась.
— Как хотите, но я все-таки буду вас сопровождать, — объявил Пардальян.
— Не нужно! Мне вовсе не страшно, — возразила старику Жанна.
— Послушайте, мадам, а у кого вы остановитесь в Париже? У родных? У друзей?
— Нет… я никого там не знаю…
— А на что вы будете жить?
Жанна потупилась. Пристально взглянув ей в лицо, шевалье вдруг решился, свесился с седла и сунул женщине в руку какую-то крошечную сверкающую вещицу, а потом умчался вперед. До Жанны издалека донесся его голос:
— Мадам, не кляните шевалье де Пардальяна слишком жестоко! Я дружил с ним — он вовсе не так плох!..
Лишь теперь Жанна сообразила, что разговаривала с тем же мужчиной, что недавно принес ей Лоизу. Она опустила глаза: у нее на ладони в лунном свете сиял перстень с огромным бриллиантом.
Пардальян подарил матери то, что получил от Анри де Монморанси за похищение ее ребенка.
IX
ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ
Коннетабль Анн де Монморанси метался по главному залу своей парижской резиденции. Слуги, жавшиеся по углам, изумленно смотрели на герцога и тихонько шептались об удивительных делах, творившихся в этом доме.
Сегодня к парадному подъезду подошла усталая женщина с младенцем на руках. Заметив ее из окна, коннетабль взволнованно приказал провести незнакомку в его кабинет.
А вчера ночью вдруг объявился старший сын коннетабля, которого все давно оплакали. Отец и сын ссорились и страшно кричали друг на друга, а потом Франсуа снова взлетел в седло и ускакал неведомо куда.
Чуть позже нарочный привез из замка Монморанси горькую весть: на младшего сына коннетабля напали в лесной чаще бандиты и жестоко изранили юношу.
Тем временем его величество король Генрих II сообщил, что навестит после полудня отважного предводителя своих войск, а это означает, что впереди новые сражения.
Многочисленная дворцовая челядь завершала последние приготовления к визиту его величества. Было уже два часа пополудни, а король отличался пунктуальностью.
Дворец Монморанси, расположенный напротив Лувра, недалеко от паромной переправы Пор-о-Пассер, был достойным жилищем всемогущего сеньора. Дом Монморанси блистал величественной роскошью: в те времена феодалы были не менее влиятельны, чем король, а зачастую куда более богаты.
Лишь Ришелье сумел покорить надменных герцогов и баронов.
В парадном зале дворца уже собралось человек шестьдесят дворян, принадлежавших к свите коннетабля: настоящий королевский двор. Старый Монморанси, хитрый и ловкий политик, не упускал случая напомнить Генриху II о величии и богатстве своего рода.
Коннетабль уже не раз приближался к двери своего кабинета, куда отвели таинственную женщину, но в нерешительности замирал на пороге, а потом опять принимался ходить по залу. Но вот он собрался с духом, резко открыл дверь и захлопнул ее за собой.
Жанна стояла в центре комнаты, а спящий младенец лежал в большом кресле. Коннетабль бесцеремонно спросил женщину:
— Что вам угодно, мадам?
— Господин коннетабль…
— Да-да, — нетерпеливо дернул плечом герцог. — Разумеется, вы собирались здесь встретиться вовсе не со мной. Возможно, вы и обманули бы своими лживыми речами моего сына, но меня вам не провести!
Жанна де Пьенн посмотрела на коннетабля глазами, полными страдания и боли:
— Да, это правда. Я шла сюда, чтобы поговорить с Франсуа. Но я рада увидеть отца моего дорогого мужа.