Вскоре молодые люди уже были на деревенской улице. Деодат вскочил на своего коня и посадил позади себя Алису. Отдохнувшая лошадь стрелой понеслась вперед и часов в восемь утра уже миновала городскую заставу.
У домика «тетушки» юноша помог красавице спешиться и, не оглядываясь, умчался.
Алиса долго смотрела ему вслед и тяжко вздохнула, когда Деодат скрылся за углом.
— Прощай и, возможно, навеки, любимый мой! — дрожащим голосом промолвила она.
XXIII
АЛИСА ДЕ ЛЮС
Алиса постучала, и дверь в стене открылась. Девушка пересекла крохотный садик и вошла в небольшой двухэтажный домик.
От улицы де Ла Аш дом отделяла довольно высокая стена — улочка эта была обычно пустынна. Правда, в течение трех лет на ней раздавались стук молотков и крики рабочих, воздвигавших дворец Екатерины Медичи. Но теперь строительство уже закончилось, и на улице де Ла Аш вновь воцарились тишина и покой, так что появление всадника в этом тихом месте не могло остаться незамеченным.
В самой улице де Ла Аш было что-то таинственное, может быть, потому, что на нее всегда отбрасывал тень дворец королевы-матери. Не менее таинственным выглядел и домик, куда приехала Алиса. Мало кто бывал в этом доме. А жила в нем женщина лет пятидесяти. Соседи не знали, была ли она хозяйкой домика, или экономкой, или служанкой. Звали ее Лаурой. Одета она была всегда аккуратно, пожалуй, даже изысканно. Выходила из дома редко, обычно рано утром или в сумерках, и, идя по улице, словно неслышно скользила вдоль стен.
В общем, эта женщина принадлежала к числу тех странных людей, о которых много говорят, однако ничего толком не знают. Ее итальянское имя никого не смущало: ведь сама королева была итальянкой.
Ее немного побаивались, но, вроде, она была добра, по воскресеньям ходила в церковь и раздавала милостыню.
Лаура ничуть не удивилась, увидев Алису, хотя уже почти год девушка не появлялась в этом домике.
— Вот вы и приехали! — спокойно сказала старая женщина.
— Приехала… И до чего же я устала! Сил никаких нет, измучилась душой и телом, моя добрая Лаура. Жизнь мне опостылела, и я сама себе противна…
— Ну, перестаньте! Не надо так терзать себя! Вы, как всегда, разнервничались из-за пустяков.
— Приготовь мне немного того эликсира, что ты мне всегда давала.
Лаура вынула из шкафа бутылку и плеснула чуть-чуть в серебряный стаканчик. Алиса выпила залпом, и, похоже, ей сразу стало легче: она порозовела и стала дышать спокойней.
Девушка обвела медленным взглядом комнату, словно здороваясь со знакомыми вещами. Ее взор упал на портрет, висевший на стене. Алиса вздрогнула и долго не отрывала от него глаз.
Лаура внимательно смотрела на Алису. По ее поведению чувствовалось, что она была не просто служанкой. Какая-то таинственная связь существовала между двумя женщинами; казалось, для Лауры не было тайн в жизни Алисы де Люс.
— Эту картину надо снять и сейчас же! — сказала она наконец.
— Перевесим к вам в спальню?
— Нет, ее надо сжечь! — приказала Алиса.
— Бедный маршал! — проворчала Лаура, но возражать не стала, влезла на стул и сняла портрет.
Служанка вынула картину из рамы, разорвала на куски и бросила в огонь. Алиса молча наблюдала за ее действиями.
— Лаура, — произнесла девушка, и в голосе ее чувствовалось замешательство, — Лаура, вечерами по пятницам сюда будет приходить один молодой человек…
Странная улыбка мелькнула на губах служанки, она взглянула на догоравшие обрывки портрета, потом бросила взгляд на девушку.
— Что ты на меня смотришь? — возмутилась Алиса. — Жалеешь, что ли? Конечно, меня стоит пожалеть… Так вот, этот молодой человек будет приходить по пятницам и понедельникам.
— Как тот, другой… — заметила служанка, вороша угли кочергой.
— Да, как и тот, другой. Ведь я свободна только по понедельникам и пятницам… Ты знаешь, как надо себя вести?
— Конечно, Алиса. Я опять превращаюсь в вашу родственницу… скажем, в престарелую кузину…
— Нет, я сказала, что ты — моя тетушка.
— Прекрасно. Меня повысили в звании. А ваш новый возлюбленный, видно, пташка поважней, чем бедный маршал де Данвиль.
— Замолчи, Лаура! Анри де Монморанси был лишь моим любовником.
— А этот?
— Я люблю его!
— А еще один, не маршал, а тот… первый… Разве его вы не любили?
— Маркиз де Пани-Гарола?
— Ну да, очаровательный маркиз. Знаете, что с ним случилось? Постригся в монахи! Представьте себе, в двадцать четыре года стал монахом! Он теперь отец Панигарола. Чудны дела твои, Господи! Вчера дьяволу служил, сегодня Богу! А этот-то что за птица? Как хоть его зовут?
Алиса не ответила. Она размышляла.
«Может, попробовать, вдруг получится… и тогда я свободна!» — думала девушка, а вслух она спросила Лауру:
— Так маркиз стал монахом? Какого ордена и в каком монастыре?
— Он теперь кармелит монастыря, что на холме Святой Женевьевы. А проповеди читает в церкви Сен-Жермен-л'Озеруа.
— Лаура, помоги мне. Ты можешь спасти мою жизнь…
— А что я должна делать?
— Попроси маркиза… отца Панигаролу принять мою исповедь.
Старуха проницательно посмотрела на девушку и прочла на лице ее невыразимое страдание и затаенную надежду.
«Так-так, что-то тут кроется… — подумала Лаура. — Надо бы разузнать».
— Не просто выполнить вашу просьбу, — ответила она Алисе. — Прихожанки так и осаждают отца Панигаролу… Но если я скажу, что именно вы хотите прийти к нему на исповедь…
— Ни в коем случае! — возразила девушка. — Имени моего не называй. Ты знаешь, Лаура, как я тебе доверяю, ты мне уже спасла жизнь один раз…
— Доверять-то доверяете, а вот имени вашего молодого человека так и не назвали.
— Потом, Лаура, потом! Это тайна… Я лучше умру, чем признаюсь, кто он такой. Любовь к этому человеку очистила мою душу. Я и предположить не могла, что мне будет дано испытать такое чистое, воистину святое чувство! Господи, а ведь он считает меня невинным целомудренным созданием! А я… я могу подарить ему лишь мое покрытое позором тело и мою падшую душу…
Ты знаешь, как я страдаю, я ненавижу сама себя. Ведь я уже пыталась покончить с собой, и ты спасла и выходила меня. А сегодня мне нужно одно — вырваться из-под гнета этой ужасной женщины, безжалостной королевы Екатерины!
Я больше не могу… не могу отдаваться тому, кого укажет мне королева! Не могу выпытывать тайны у любовников в постели! Я ломала комедию, изображала любовь, когда этого желала Екатерина! Боже мой, ведь я предавала тех, кого целовала! А теперь… теперь я люблю… Представь, как мне страшно и как я страдаю! Королева сделала меня вещью, у меня даже и имени-то нет!..
Алиса глухо разрыдалась.
— Ну перестаньте, перестаньте! — покачала головой Лаура. — Вы разнервничались, устали. Немного отдохните, и все пройдет. Гоните прочь эти черные мысли!
— Да, ты права, я так устала! — вздохнула Алиса и вытерла слезы. — И если ничего не получится, если я не обрету покой, мне останется только умереть!
— Да что это за разговоры о смерти! В вашем-то возрасте… Гоните прочь такие мысли, а то я решу, что вы вздумали последовать примеру красавчика-маркиза, ведь монашество — та же смерть!
При этих словах Алиса вздрогнула.
— Монах… — задумчиво произнесла она.
— Не волнуйтесь, я сделаю так, что он выслушает вашу исповедь. Сегодня у нас вторник, думаю, он примет вас не позднее чем в субботу вечером. А когда вы собираетесь в Лувр?
— В субботу утром. А теперь оставь меня, я хочу отдохнуть.
Алиса де Люс замолчала и, казалось, глубоко задумалась. Лаура не стала ей мешать.
А вечером, часов в десять, когда все огни в доме погасли, зеленая калитка бесшумно распахнулась, и на улицу де Ла Аш выскользнула женщина. Быстрым неслышным шагом пошла она к башне дворца королевы. В башне были пробиты узкие окна, освещавшие внутреннюю лестницу. Нижнее окно, забранное прочной решеткой, находилось как раз на высоте человеческого роста.