Женщина остановилась около этого окна и, приподнявшись на цыпочки, протянула руку сквозь прутья решетки и бросила внутрь записку. Эта женщина была старая Лаура!
XXIV
ПИПО
Эта глава нашего повествования будет короткой, но чрезвычайно важной. Заметим, что она названа именем собаки. А почему, спрашивается, пес не имеет права на собственную главу, как и любой другой персонаж нашего рассказа? Как бы то ни было, одно из деяний Пипо, скажем прямо, изменило участь его хозяина и косвенно повлияло на судьбу других героев этой истории.
Именно об этом подвиге Пипо мы и поведаем сейчас нашим читателям.
В то утро, когда арестовали шевалье де Пардальяна, Пипо, движимый братскими чувствами, сделал все, чтобы защитить своего хозяина и друга. Во время этого знаменательного сражения Пипо усердно поработал своими железными клыками, сопровождая драку грозным рычанием и звонким лаем: одного солдата он уложил насмерть, сомкнув у него на горле мощные челюсти, остальные отделались окровавленными, исцарапанными лодыжками и в клочья изодранными штанами.
Однако Пардальян был побежден, и Пипо, потерпев поражение, бежал с поля брани.
Численно превосходящий противник застал пса и хозяина врасплох и нанес им, как мы уже сказали, мощный удар.
Солдаты, взвалив на плечи связанного Пардальяна, вынесли его из комнаты, а Пипо помчался за ними вниз по лестнице. От него отбивались ногами и даже рассекли шпагой ухо. Но, оказавшись на улице, пес ринулся за каретой, увозившей шевалье. Наш герой (мы имеем в виду Пипо) стрелой помчался к Бастилии и по простоте душевной решил проникнуть внутрь.
Пипо не ведал запретов, стражники же, напротив, очень хорошо знали, что и кому запрещено. Результатом неведения Пипо и прекрасной выучки солдат явилось то, что пес получил по морде концом алебарды.
Несчастное животное было вынуждено ретироваться. Вслед Пипо полетели камни и огрызки. А когда пес вернулся, он обнаружил, что ворота закрыты.
Усевшись у ворот, Пипо издал долгий, мрачный вой, за которым последовал короткий, злобный лай. Жалобный вой адресовался пропавшему хозяину, а лаем пес угрожал стражникам. Однако шевалье не отозвался на жалобы Пипо, солдаты не стали ввязываться с ним в драку, и пес бестолковым галопом помчался вокруг Бастилии.
Он обежал тюрьму, но так и не нашел того, что надеялся обнаружить: какой-нибудь выход, откуда мог появиться его дорогой хозяин.
Действительно, собаке и в голову не могла прийти мысль о том, что в Бастилию сажают не для того, чтобы выпускать. Такое мог изобрести лишь человеческий разум.
Несколько часов провел Пипо в ужасном волнении. Наконец он уселся шагах в двадцати от ворот и подъемного моста, задрал вверх морду и принялся рассматривать эту мрачную громадину, поглотившую его хозяина.
Какие-то мальчишки начали швырять в него камнями — благородное развлечение, также свойственное лишь роду человеческому. Пес, не отвечая на оскорбления, отошел подальше.
Шли часы, Пипо проголодался, но героически сопротивлялся призывам голодного желудка, не покидая наблюдательного поста. Он лишь зевал, широко раскрывая пасть и стараясь таким манером заглушить голод.
Потом Пипо принялся внимательно вглядываться в окна тюрьмы, инспектируя этаж за этажом. Время от времени он настороженно поднимал ухо, нервно поводил кончиком носа и звонко, отрывисто лаял. Однако никто не отвечал на его призывы.
Наступил вечер. Какой-то прохожий заинтересовался собакой и попытался увести Пипо, но пес угрожающе показал клыки.
Нельзя сказать, что Пипо размышлял, но, когда стемнело, он, видимо, принял некое решение и покинул свой пост.
Кто знает, может, он в этот момент рассуждал так:
«А если мой добрый хозяин вернулся туда, в нашу старую, добрую гостиницу? Ведь ему уже пора ужинать, он сядет за стол и будет время от времени бросать мне под стол самые лакомые кусочки…»
Как бы там ни было, Пипо помчался прямиком к гостинице.
Он вбежал в большой зал, огляделся и побежал наверх, к комнате, которую занимал шевалье де Пардальян. Комната была заперта, а хозяина здесь не было: Пипо убедился в этом, обнюхав дверь.
Опечаленный пес спустился вниз, однако аппетит его возрос прямо пропорционально скорби. По крайней мере, мы вынуждены это предположить: уж очень решительно двинулся Пипо на кухню. В глазах его читалось циничное презрение ко всяким там Ландри Грегуарам; не обращая ни на кого внимания, Пипо, задрав морду, с нескрываемой наглостью уселся посреди кухни.
Надо сказать, что во время предыдущих встреч собаки и господина Грегуара хозяин гостиницы то и дело норовил пнуть «мерзкую тварь». Судите сами, как вызывающе дерзко повел себя Пипо, явившись на кухню, и как изумлен был почтенный Ландри Грегуар, обнаружив пса прямо у себя под носом.
Хозяин как раз резал курицу. Нож, который он держал в руке, застыл в воздухе, жирные щеки задрожали от негодования, и Ландри воскликнул:
— Явился! Гнусная псина!
Пипо не обратил никакого внимания на оскорбление. Он лишь выпрямился, сидя на задних лапах, и уставился на обидчика.
А Ландри продолжал, и голос его звучал назидательно и торжествующе:
— Что смотришь? Непонятно тебе? Да где уж тебе понять!.. Слишком ты глуп для этого… Конечно, есть, есть и приличные собаки: дом сторожат, в кухню не лезут, а едят, что хозяин даст, но ты не из таких… Ты и понятия не имеешь о честности и порядочности. Впрочем, каков хозяин, такова и скотина! А что такое твой хозяин? Вор, мошенник без роду — без племени. Он же чуть меня не угробил!.. А ты вор почище его! Сколько раз тебя ловили, когда ты безобразничал на кухне!
В голосе господина Грегуара уже проскальзывали нотки ярости. А Пипо по-прежнему оставался неподвижен. Он лишь чуть-чуть оскалился, выставив напоказ очень белый и острый клык, да ус его стал еле заметно подергиваться. Однако пес, похоже, внимательно слушал хозяина гостиницы и делал из его речи какие-то выводы для себя.
— Конечно, — продолжал Ландри, — пока твой Пардальян (черт бы его побрал!) располагался здесь, мне приходилось лицемерить, изображая, как я тебя люблю… «Ах, Пипо! Хорошая собачка! И какой умный! И какой преданный! Ах, Югетта, дай ему косточку!»… Но в душе я тебя проклинал! Теперь все: Пардальян в тюрьме, а я свободен! И я тебя выгоню! Пошел вон! Сейчас же вон! Любен, подай метлу! Нет, погоди, лучше я дам тебе хорошего пинка!
С этими словами Ландри Грегуар с изяществом бегемота попытался ударить Пипо с размаху левой ногой, балансируя на правой.
Пипо звонко залаял, а вслед за этим тяжко застонал мэтр Ландри: он промахнулся, крутанулся вокруг своей оси и всей тяжелой тушей рухнул на пол.
Подбежали слуги, помогли хозяину встать. Пока его с усилием поднимали, мэтр Ландри стонал, но потом гордо выпрямился и заявил:
— Югетта, враг бежал!
Однако вслед за этими словами послышался вопль отчаяния — дрожащей рукой мэтр указал на блюдо, где только что лежала разрезанная курица. Птичка упорхнула!
Именно это последнее ограбление и обдумывал Пипо, слушая величавую речь почтенного господина Ландри Грегуара!
Пипо бежал, унося в зубах прекрасную жареную курочку, приготовленную на ужин какому-то богатому посетителю. В этот вечер пес поужинал по-королевски.
Пипо провел ночь, забившись под какой-то навес; сеял мелкий холодный дождичек, пес мерз: погода отомстила за мэтра Ландри.
На несколько дней Пипо исчез. Что же он делал в эти холодные, пасмурные дни? Он слонялся неподалеку от гостиницы и бросал на нее печальные взгляды, словно оплакивая потерянный рай.
Где он обедал, где ужинал? Кое-что ему все-таки перепадало. Пипо обложил данью несколько колбасных и мясных лавок. Мы уже говорили, что пес шевалье де Пардальяна отличался склонностью к воровству и дерзостью. У Пипо была великолепно отработана одна уловка: он как ни в чем не бывало приближался к лавке, даже не глядя в сторону прилавка, потом, выбрав подходящий момент, стрелой кидался на лучший кусок и уволакивал его.