Уже сворачивая на улицу Монторгей, где стоял кабачок, шевалье услышал за своей спиной оглушительный топот, оглянулся и обнаружил погоню. Первым несся Моревер, за ним Келюс и Можирон и добрый десяток солдат.
— Держи! Лови! — вопил Моревер.
— Именем короля! — ревел начальник караула.
Пардальян вытащил из-за пояса кинжал и бросился наутек. Он намеревался проскользнуть мимо кабачка и юркнуть в один из узких проулков между недавно построенным храмом Святого Евстахия и Гревской площадью; там, в лабиринте кривых улочек, он бы без труда оторвался от погони… Но ему навстречу, с другого конца улицы Монторгей, уже спешил отряд гвардейцев.
Пардальян понял, что его окружили. Растерявшись, он замер на крыльце кабачка, готовясь отважно сразиться с превосходящими силами противника, но внезапно из дверей трактира выскочил пес и с задорным лаем запрыгал перед Жаном.
— Пипо! Стало быть, отец здесь…
И шевалье влетел в кабачок с воплем:
— Плохо дело! Они преследуют меня!
Пардальян-старший резко встал, вышел на крыльцо и сразу
увидел: положение серьезное!
Он молниеносно захлопнул дверь и запер ее на засов. В следующую секунду нападавшие уже ломились в кабачок.
— Открывайте! Именем короля, открывайте!
— Баррикаду! — деловито скомандовал отец.
Осажденные завалили вход столами и скамьями. Снаружи колотили в дверь все яростней.
— Он в ловушке! — послышался с улицы торжествующий крик. Шевалье узнал голос Моревера.
Ветеран окликнул Като. Толстая трактирщица поспешила на его зов, не слишком переживая из-за битвы, сотрясавшей стены кабачка. Похоже, ее беспокоило лишь то, что такого славного, симпатичного паренька могут арестовать и упечь в Бастилию.
— Я тут, сударь, я тут! — улыбнулась Като, подходя к ветерану.
— Като, скажи только одно: ты с нами или против нас?
— С вами, сударь! — не колеблясь, ответила толстуха.
— Ты отличная женщина, Като, и Бог тебя вознаградит! — торжественно провозгласил Пардальян-старший, а потом шепнул сыну на ухо: — Если бы она переметнулась на их сторону, я бы ее прикончил! Но расскажи же, в какую передрягу ты попал?
— Это длинная история, батюшка!
— Като, тащи-ка сюда вина, у нас еще есть время! — хладнокровно распорядился Пардальян-старший.
Нападавшие пытались высадить дверь, Пипо громко лаял, в ответ с улицы доносились чудовищные проклятия сержанта, а Жан тем временем лаконично сообщал отцу о том, что случилось в Лувре.
Дверь уже трещала под ударами гвардейцев.
— Вот теперь пора! — объявил ветеран. — Като, крошка моя, у тебя найдется масло?
— Отличное ореховое масло, сударь.
— На втором этаже есть камин?
— А как же?
— Като, лети наверх и разведи там такое пламя, на котором можно было бы прожарить целую свиную тушу или жирненького монашка…
Като, подхватив несколько вязанок дров, побежала наверх.
— Что ж, приступим! — объявил отец.
Оба Пардальяна бросились в подвал и мгновенно перенесли на второй этаж три кувшина с маслом, весь хлеб, который имелся в запасе, примерно пятьдесят бутылок с вином, железный ломик и кирку.
— Теперь лестница! — продолжал командовать Пардальян-старший.
Лестница в кабачке была деревянной и насквозь гнилой.
— Като, ты позволишь разгромить твое заведение?
— Громите, сударь, громите! — беззаботно ответила Като со второго этажа.
Отец и сын раскачали лестницу, затем залезли наверх и с помощью ломика и кирки окончательно выбили крепления из пазов в стене. А Като в это время повесила над огнем большой котел и вылила в него кувшин масла.
Входная дверь с грохотом слетела с петель, и солдаты начали раскидывать возведенную Пардальянами баррикаду.
В эту минуту раздался страшный треск: рухнула лестница, ведущая на второй этаж.
— Като! — закричал Пардальян-старший. — Как у тебя?
— Кипит вовсю, сударь!
— Тащи сюда!
Като поднесла бурлящий котел к отверстию, зиявшему на месте сломанной лестницы. Внизу толпились солдаты. Вопли, брань, толкотня…
— Да раздобудьте же лестницу! — орал кто-то.
Пардальян-отец просунул голову в дыру и весело предупредил:
— Эй, господа! Отойдите-ка, а то как бы нам вас не ошпарить!
Он зачерпнул большим половником кипящее масло и вылил его вниз, прямо на нападавших. Ответом был дружный хор, в котором удивительным образом звучали в унисон крики, стоны, визги и ругательства. В одну секунду середина зала была очищена от атакующих.
— Като! Крошка! Готовь второй котел, да побольше!
— Готовлю, сударь, готовлю!
На улице послышались взволнованные голоса: появился плотник с длинной лестницей.
— Попытаемся проникнуть на второй этаж через окно! — вскричал Моревер.
— Ага! — ухмыльнулся Пардальян. — Перегруппировываются… Ну, ребятки, сейчас начнется потеха!..
Гвардейцы приставили лестницу к окну, разбив ее концом стекло. Пардальян-старший открыл створки и посмотрел вниз: человек пять один за другим карабкались вверх. К окну подбежал шевалье, и отец с сыном, схватившись за ближайшую перекладину, уперлись ногами в пол и с силой оттолкнули громоздкую лестницу от дома. Она накренилась — и рухнула; под ней на грязной мостовой распластались два солдата. А осажденные уже взгромоздили на подоконник котел с маслом и резко опрокинули его… Кипящее масло хлынуло на улицу… Кто-то дико взвыл, и нападавшие в панике отступили.
Гвардейцы явно не ожидали столь решительного отпора. Атака захлебнулась… С поля боя уже унесли пятнадцать солдат, раненных, зашибленных или ошпаренных, а оба Пардальяна не получили еще ни единой царапины!
Като опять укрепила котел над очагом и вылила в посудину следующую порцию масла.
А на улице бурно обсуждали план кампании.
— Если эти безумцы так любят горяченькое, подпалим трактир! — предложил разъяренный Моревер.
— Огня! Огня! Поджарим бандитов прямо в их берлоге! — возликовали зеваки.
— О Боже! — всплеснула руками Като. — А ведь они нас точно подпалят.
— Похоже! — согласился ветеран.
— Эй, Като, а что находится за стеной? — поинтересовался шевалье.
— Другой дом… Хозяин разводит кур и продает их…
— Молодец, сынок! — обрадовался отец. — Попытаемся выбраться через соседнее здание!
Шевалье вооружился ломиком и принялся долбить каменную кладку, Пардальян-старший помогал ему киркой. Но стена была крепкой, и весь дом заходил ходуном. К счастью, на улице стоял такой гвалт, что никто не слышал глухих ударов. Гвардейцы подтаскивали к трактиру вязанки хвороста, кучи которого с каждой минутой увеличивались в размерах.
Вскоре от этих куч повалил черный дым, и огонь, взметнувшись ввысь, перекинулся на стены кабачка.
Дом Като сгорел дотла, пострадали и соседние здания, которые удалось спасти с большим трудом. В пламени едва не погибла вся улица Монторгей; впрочем, ее судьба мало беспокоила людей, устроивших этот пожар. Самым важным для Моревера, Келюса и Можирона было то, что они могли доложить в Лувре о своей блистательной победе.
Моревера пригласила к себе королева-мать, а оба фаворита поспешили к герцогу Анжуйскому.
Столкнувшись с сияющим Моревером, де Нансе стал от зависти желтым, как лимон, и таким же кислым.
— Ваше величество, — торжественно объявил Моревер, — вы отомщены: мы загнали этого молодого негодяя в ловушку и сожгли там заживо, уничтожив заодно и его бандитское логово.
— Моревер, — ласково улыбнулась Екатерина Медичи, — я сообщу о вашем подвиге государю.
— Я счастлив, ваше величество. Должен вам сказать, что толпа на улице ликовала, но, конечно, не потому, что поджарили этого юного нахала. Я сказал собравшимся, что в доме жгут гугенотов, и наши добрые парижане, мадам, искренне обрадовались…
— Не так громко, Моревер, — заметила Екатерина с иронической улыбкой, — вы же знаете, мы заключили с ними мир.
— Одно другому не мешает, — самодовольно заключил Моревер.
А Келюс и Можирон наперебой рассказывали герцогу Анжуйскому:
— Монсеньор, мы отплатили злодею за оскорбление, которое он Нансе вам… Правда, из-за трусости Моревера мы провозились слишком долго… Если бы не он, мы бы управились гораздо быстрее. Но в любом случае этот юный проходимец больше не будет докучать вам. Он обращен в пепел!