На следующее утро специалист по сердечным болезням, сэр Джордж, появился в спальне Элинор в сопровождении сестры Брэддок. Элинор испытала легкое раздражение от неожиданного визита: она терпеть не могла, когда ей мешали читать, а читала она „Не дрогнув" Трумэна Капоте.
За сэром Джорджем последовали другие специалисты.
На третье утро доктор Крэйг-Данлоп снова зашел к Элинор.
– Я получил уже результаты почти всех обследований, – сообщил он. – Они примерно таковы, каких мы ожидали. Тем не менее, как вам известно, вы должны вести себя крайне осторожно на протяжении всех тех, увы, немногих лет, которые вам еще остались.
Томик Капоте упал на пол. Элинор рывком села в постели:
– Что вы говорите? Я же полностью выздоровела! По крайней мере, так мне сказали.
Доктор Крэйг-Данлоп поперхнулся. Вид у него был явно смущенный.
– О, простите… простите, миссис О'Дэйр. Я полагал, что вы из тех пациентов, которым следует говорить…
– Что говорить?!
– Правду об их истинном состоянии, – мягко закончил доктор Крэйг-Данлоп.
– „Немногих лет, которые мне остались", – так вы сказали? Вы уверены в этом? – Бледность, покрывшую лицо Элинор, еще больше подчеркивал персиковый цвет ее шифонового пеньюара. – Я хотела бы узнать еще чье-нибудь мнение.
Доктор Крэйг-Данлоп покашлял.
– Все три специалиста, которые вас обследовали, пришли к одному и тому же выводу.
Элинор тупо уставилась в окно, где за мокрым газоном грязно-серое море сливалось с таким же серым небом. Несколько минут в комнате стояла гробовая тишина. Наконец Элинор проговорила:
– Я не хочу, чтобы об этом стало известно моим внучкам. Не хочу волновать их.
Вскоре после ухода доктора улыбающаяся медсестра, выглядевшая очень нарядной в полосатом бело-зеленом форменном платье, принесла в маленьком пузырьке две пилюли.
– Вам станет лучше от этого, – сказала она и не ушла, пока Элинор не проглотила лекарство. Медсестры здесь были привычны к выходкам богатых пациентов, которые вели себя как им заблагорассудится и зачастую не желали подчиняться дисциплине лечебницы; они знали, что очень старые люди, алкоголики и более чем слегка чокнутые пациенты (которые именовались „эксцентричными") нуждаются в ненавязчивом, но постоянном надзоре. Эта милая старушка, которой врач прописал лошадиные дозы снотворного, явно не знала, что она здесь надолго – пока окончательно не излечится от своей депрессии.
В течение следующих двух дней Элинор почти не просыпалась; по словам доктора Крэйг-Данлопа, она, по всей видимости, инстинктивно стремилась избежать встречи с реальностью. Однако настоящей причиной была повышенная чувствительность Элинор к лекарствам: обычная доза успокоительного действовала на нее так, как двойная или тройная доза – на обычного человека.
В пятницу, около одиннадцати утра, незадолго до очередного приема лекарства, когда эффект от предыдущей дозы уже несколько ослаб и Элинор обрела некоторую ясность мысли, она пригрозила, что покинет лечебницу, но медсестра сказала, что это невозможно без разрешения сестры Брэддок.
Элинор, привыкшая к тому, что ее желания немедленно исполнялись, разъярилась, однако сестра не обратила на это никакого внимания. Элинор быстренько вкатили инъекцию снотворного, а потом сестра записала в процедурном листе, что пациентка впала в неконтролируемое состояние и поэтому пришлось успокоить ее.
– Паранойя, – спокойно заметил доктор Крэйг-Данлоп сестре Брэддок, прочтя эту запись.
Сестра Брэддок кивнула. Уж кому, как не ей, было знать, что классическим симптомом паранойи является гипертрофированная подозрительность: больной убежден, что те, кто ухаживает за ним, на самом деле стремятся причинить ему вред.
Суббота, 17 февраля 1968 года
Неделю спустя после поступления Элинор в лечебницу Аннабел и Миранда получили разрешение навестить ее. По дороге, сидя на заднем сиденье „бентли", везшего их в Истборн, сестры, снедаемые беспокойством, почти все время молчали. Наконец Миранда спросила, как дела у Скотта.
Аннабел раздраженно фыркнула:
– Меня можешь об этом не спрашивать! Я его почти не вижу. Полагаю, он до сих пор не заметил, что меня уже неделю нет дома.
– Что ты имеешь в виду? – спросила пораженная Миранда.
– То, что он слишком занят своей работой, чтобы думать о жене. Он даже забыл о нашей десятой годовщине!
– Это не похоже на Скотта.
– То есть он забыл бы, если бы я ему не напомнила, – поправилась Аннабел.
Аннабел и Миранда были потрясены переменой, произошедшей с их бабушкой: ее золотистые волосы стали тусклыми, взгляд – пустым, речь невнятной и запинающейся; она с трудом двигалась и даже начала приволакивать одну ногу. Старшая медсестра предупредила их, что с больной следует держаться как всегда, ничем не выдавая того, что поведение ее кажется им необычным, и сестры говорили и обращались с Элинор с еще большей нежностью, чем прежде.
Лишь позднее, в кабинете старшей сестры, где их ожидали Адам и доктор Крэйг-Данлоп, Аннабел разрыдалась:
– Не понимаю, как я могла не заметить раньше, что она так больна!
Миранда обняла сестру за плечи:
– Не плачь, Лягушонок. Мне тоже это и в голову не приходило. Хорошо еще, что за ней тут надлежащий уход.
– Как неудачно, что Шушу именно в этот момент не оказалось дома! – выговорила Аннабел сквозь слезы. – Она приехала бы сюда вместе с Ба.
– Что такое вообще паранойя? – нетерпеливо повернулась Миранда к доктору.
– Мы предпочитаем квалифицировать это как расстройство личности, – ответил тот. – Хроническое, медленно прогрессирующее расстройство личности. В данном случае, боюсь, намечается мания преследования.
– Какое лечение она получает? – спросила Миранда. Аннабел продолжала плакать.
– Ей дают средство с наркотическим действием, называемое „мелларил". А кроме того, успокоительное – в случае необходимости.
– Как долго продлится ее болезнь?
На несколько мгновений в кабинете воцарилось зловещее молчание.
– Как долго она продлится? – настойчиво повторила Миранда.
– Не могу вам сказать. Пока еще не могу. Нужно посмотреть, как она будет реагировать на лечение. Но, скорее всего, это дело долгое.
– Хотя бы приблизительно – сколько недель?
– Возможно, речь будет идти о месяцах, – мягко сказал доктор Крэйг-Данлоп. – Но должен еще раз подчеркнуть, что пока мы просто не можем сказать ничего определенного. Ваша бабушка – дама почтенного возраста, у нее уже был удар, и у нее наблюдается расстройство личности. Мы просто не можем сказать, что будет дальше.
– Но как могло ее состояние настолько ухудшиться за такое короткое время? – настаивала Миранда. – Ведь она приехала сюда просто на обследование.
– Вы можете считать огромной удачей, что она поступила к нам именно в этот момент, – серьезно ответил доктор. – Иначе состояние ее сейчас было бы намного тяжелее.
За ленчем в гостинице, безо всякого аппетита ковыряя вилкой ростбиф с квашеной капустой, Миранда спросила:
– Почему ты не сообщил нам раньше, Адам?
– Мне не хотелось тревожить вас без нужды до тех пор, пока доктор Крэйг-Данлоп и другие специалисты не придут к окончательному выводу.
В присутствии Аннабел Адам придерживался с Мирандой нейтрального тона, без какого бы то ни было намека на связывающие их отношения. Правда, многие уже догадывались, что они любовники, однако Адам по-прежнему настаивал на том, чтобы держать это в тайне.
– Но мы не можем оставить Ба здесь, – сказала Миранда. – Нужно перевезти ее в Лондон – там работают все лучшие специалисты, и я смогу присматривать за ней.
– Что касается ухода, похоже, и здесь о ней прекрасно заботятся. К тому же морской воздух полезен для здоровья. И потом, где ты найдешь в Лондоне лечебницу, окруженную несколькими аирами сада? – возразил Адам. – Впрочем, если вы хотели бы узнать мнение других специалистов, мы можем обратиться к любому лондонскому консультанту по вашему выбору.