Адам успел увидеть, что они подлетают к серебристому металлическому подъезду отеля „Савой". Перед вращающимися дверями стояли швейцары в зеленой форме и в цилиндрах.
Швырнув мотоцикл влево, Майк описал круг по периметру островка Олдвича и вновь помчался по направлению к „Савою".
В этот момент разразился ливень, собиравшийся с самого полудня. Майк немедленно сбросил скорость.
Вздохнув с облегчением, Адам ссутулился, чтобы хоть как-то защититься от дождя, но ледяные струи лились ему на шею, затекая под одежду, а поднять воротник пальто он не мог – не осмеливался: обеими руками он крепко держался за Майка, обхватив его за талию. „Я убью его, когда он наконец остановится", – подумал Адам.
Когда они приблизились к ярко освещенному переулку, в глухом конце которого стоял „Савой", зажегся зеленый свет светофора, открывая путь „эгли".
Из переулка на улицу медленно выруливал величественный коричневый „бентли", не заметивший смены огней.
Майк рванул вправо, чтобы избежать столкновения с тяжелым и прочным как танк „бентли", и тут же ему пришлось снова вильнуть, чтобы не налететь на перегородку из рельсов, делящих пополам дорогу.
Впереди „эгли" какой-то итальянский бизнесмен только что расплатился с таксистом и, не глядя, по привычке открыл правую дверцу машины, чтобы выйти.
„Эгли" врезался в распахнутую дверцу такси.
Дверцу сорвало с петель. Пухлого итальянца отбросило в салон машины, он сломал большой палец. Майка и Адама швырнуло в воздух вместе со злосчастной дверцей.
Адам головой врезался в узорчатый голубой фонарный столб и, отлетев, плашмя рухнул на асфальт.
„Эгли", завалившийся на левый бок, пронесся еще несколько метров по мостовой Стрэнда, царапая ее и высекая снопы искр.
После этого некоторое – казалось, очень долгое – время не происходило ничего.
Майн лежал лицом вверх на мостовой, между своим мотоциклом и такси. Когда он попытался сесть, его левую руку и ногу пронзила такая боль, что он снова откинулся на спину. Подняв правую руку к левому плечу, он нащупал клочья мяса и липкую кровь: рукав куртки отсутствовал. Он ощупал левое бедро: та же липкая кровь, те же клочья мяса. Кожаной штанины не было. Но коленная чашечка была цела: он чувствовал ее. Снова, и опять безуспешно, он сделал попытку согнуть ногу в колене.
Наконец он медленно приподнял голову и огляделся вокруг. „Эгли" валялся слева от него; колеса еще вращались.
– Дьявол! – пробормотал Майк. В конце концов, ногу ему починят, но эта незаменимая машина пропала безвозвратно.
Дождь хлестал его длинными струями. С трудом, превозмогая боль, Майк перевернулся, опираясь на правый локоть. Где Адам? Насколько только мог, он изогнулся всем телом вправо, чтобы посмотреть назад.
Футах в семи позади Майка на мостовой неподвижно лежал Адам.
Несмотря на дождь, прохожие с поднятыми воротниками собирались вокруг.
– Кто-нибудь, вызовите полицию! – крикнул женский голос.
Мужчина в черной шляпе и модном пальто подбежал к Майну, который, дергаясь и извиваясь, полз по асфальту.
Когда тот предложил ему помощь, Майн только мотнул головой. Стиснув зубы, преодолевая дюйм за дюймом, он полз к брату. Скоро он приблизился настолько, чтобы увидеть, что шея Адама вывернута под каким-то странным углом, а верхней части головы просто нет. На мокром асфальте расплывалась лужа крови и белели клочья мозга.
Майк зарыдал – хрипло, по-звериному.
Подошедший полисмен накинул было на него свой черный непромокаемый плащ, но Майк сбросил его. Когда подъехала машина „скорой помощи", он полулежал-полусидел на краю мостовой, прижимая к себе Адама и покачивая его, как баюкают ребенка. Слезы текли по его грязному, разбитому, окровавленному лицу.
Двое санитаров осторожно разжали руки Майка, чтобы забрать тело Адама. Один из них сказал:
– Все в порядке, парень, мы позаботимся о нем.
– Только, ради всего святого, поосторожнее, – произнес Майн сквозь слезы. – Это мой брат.
– Конечно, парень, само собой. Сделаем все как надо.
Пока санитары укладывали Адама на носилки, дождь как-то разом стих. Когда они подняли носилки, с них бессильно свесилась рука, и глаза Майка уловили блеск золота.
– Его часы! Дайте мне – пусть побудут у меня, пока он не вернется.
Адам почему-то любил эти часы, и он никогда не простил бы Майку, если бы по дороге в больницу они пропали.
Санитары переглянулись. Бедный парень, видно, еще не понял, что его брату крышка. Полицейский расстегнул часы, уложил руку Адама на носилки и, наклонившись, отдал часы Майку.
– Вот, возьмите, сэр, – сказал он, снова набрасывая на Майка свой черный плащ.
Майн посмотрел на часы, перевернул. В свете уличного фонаря, убившего его брата, он разглядел, что на обратной стороне, на крышке, выгравировано пять рядов цифр.
Голова у него закружилась, он чуть не потерял сознание. Он положил часы на бровку тротуара и откинулся на асфальт. Он еще надеялся, что все происшедшее – не явь, а кошмарный сон, на который оно так похоже. Он все еще надеялся, что у него будет возможность попросить у Адама прощения за то, что пытался нагнать на него страху.
Когда санитары с носилками вернулись за Майком, он уже не помнил о часах. Они остались лежать в свете уличного фонаря на залитом кровью асфальте, и последние капли дождя тихонько постукивали по ним.
Глава 33
Вторник, 1 апреля 1969 года
– Ба, милая, можно, я перезвоню тебе попозже? – Миранда взглянула на стопку папок, лежащую перед ней на столе. – У меня через десять минут заседание Совета директоров, а Адам здесь столько всего наворочал! Как будто мне не хватало моей собственной работы…
– Надеюсь, ты рассчитала время, чтобы успеть подготовиться к свадьбе? – с беспокойством в голосе напомнила Элинор.
– О, этим занимается Энгус. Мне не позволяет даже рук приложить. Он даже не говорит, где мы проведем медовый месяц. Даже врач, который делал мне прививки, ничего не сказал. Только улыбнулся: „Вот это – от холеры. Вы же у себя в Брайтоне наверняка не слишком-то заботитесь о подобных вещах".
– Все-таки мне очень хотелось бы, чтобы ты и Клер венчались в один день.
– Ты же знаешь, Клер с Дэвидом не любители пышных церемоний. А потом, ведь венчаться можно только, если у человека это первая свадьба. – Миранда взглянула на часы. – Ба, может, отложим эту тему до субботы? Я ведь приеду навестить тебя.
– А мне уж казалось, что из-за своих дел ты не соберешься ко мне. Собственно, я и позвонила узнать, ждать ли тебя в субботу.
– Честно говоря, я подумываю о том, чтобы отложить этот визит. Я прикинула, что если поработаю весь уик-энд, то как раз успею все сделать.
– Но только не в этот уик-энд, – решительно возразила Элинор. – Ты ведь обещала привезти к нам Аннабел – кто знает, когда нам снова удастся собраться всем вместе. Скотт приедет в понедельник, чтобы отвезти ее на окончательное обследование в больницу Святого Георгия, а потом они вернутся к себе, в Нью-Йорк.
– Ну ладно, если ты так настаиваешь, – немного поколебавшись, согласилась Миранда. – Я приеду. Обязательно.
– Да, я настаиваю, – подтвердила Элинор. – Это очень важно. Я должна кое-что рассказать всем вам… собственно, мне следовало сделать это давным-давно. Это одна история… несколько особого свойства.
– Дорогая, ты ведь всю жизнь только и делаешь, что рассказываешь разные истории.
– Да, я знаю, – тихий голос Элинор дрогнул. – Но на сей раз это история, которая касается меня самой, Миранда. И я больше не могу нести эту тяжесть одна.
„Нечто из „Сияющих высей", – вздохнув, подумала Миранда.
– Наверное, я буду первой невестой, которая войдет в вестминстерскую церковь Святой Маргариты с портфелем в руне, – сказала она вслух, – но, конечно же, я приеду, если это так важно для тебя.
Суббота, 5 апреля 1969 года
– Еще пять минут – и мы на месте. – Миранда свернула с шоссе на дорогу, ведущую и дому Клер. – Только не забывай, Аннабел: в присутствии Ба никаких жалоб на то, что тебе придется ходить с искусственным глазом.