– Само собой. Я просто обожаю эту проклятую стекляшку. Она придает мне некую таинственность – чем не тот парень с рекламы рубашек „Хэтэуэй"? О, я знаю, что хирург, который делал мне пластическую операцию, сказал, что шрамы исчезнут и тогда стеклянный глаз будет выглядеть совершенно натурально, но, как ни странно это звучит, вся эта история словно бы… не знаю, поймешь ли ты… словно бы освободила меня от меня – такой, какой я была. Освободила, чтобы я могла стать самой собой. И я только теперь начинаю узнавать себя, потому что до сих пор настоящая я была скрыта за глянцевой фотографией восемь на десять. И знаешь что? Пока что мое подлинное „я" не перестает удивлять меня.
– Мы все гордимся этой новой, повзрослевшей Аннабел – особенно Ба.
– Она, похоже, окончательно пришла в норму: по-прежнему упряма и несгибаема, как старый башмак.
– Шушу говорит, что она каждое утро просыпается счастливой – оттого, что она здесь, а не в этой жуткой лечебнице.
– Я все-таки не пойму, почему она не подает в суд на доктора, – заметила Аннабел.
– Крэйг-Данлоп наверняка обеспечил себе юридическое прикрытие, так что это дело затянулось бы на годы – так сказал мистер Оуэн, – напомнила Миранда. – Гораздо лучше для Ба, если она постарается забыть обо всем происшедшем и займется чем-нибудь более приятным. Они с Шушу собираются съездить на юг Франции – присмотреть небольшой домик в сельской местности, чтобы начать там новую жизнь и не думать о тяжелых вещах, которые, к счастью, уже в прошлом.
– Этого я пожелала бы всем нам, – вздохнула Аннабел. – Ведь еще так много вопросов остается без ответа. Наверное, разыскать часы Адама так и не удалось?
– Нет. Один из санитаров „скорой помощи" вспомнил, что полисмен снял их с руки Адама и передал Майку, но нуда они делись потом, неизвестно. Может быть, Майн уронил их на мостовую, а если так, то с ними могло случиться все, что угодно. Может, их кто-то подобрал, может, их раздавила машина… в таком случае все деньги тан и останутся в каком-нибудь швейцарском банке! Мне и думать об этом невыносимо!
– Не понимаю, чего ради наши адвокаты предложили такое большое вознаграждение. Ведь никому даже точно не известно, действительно ли номера этих счетов были выгравированы на крышке часов. Это же только предположение Энгуса.
– А я уверена, – возразила Миранда. – Эти номера непременно должны быть где-то записаны. Детективы ничего не обнаружили ни в офисе Адама, ни у него дома. Кроме того, то, что думает Энгус, – больше, чем просто предположение. Он говорит, что некоторые записывают такие вещи внутри перстней или, скажем, на внутренней стороне крышки карманных часов. Мы проверили все драгоценности Адама, но ничего не обнаружили. Наверняка эти номера были записаны именно на часах – Адам всегда так берег их. И – кто знает? – может быть, они еще найдутся.
– Пожалуй, мы еще должны быть благодарны Адаму за то, что он высосал не все деньги Ба, – с сожалением проговорила Аннабел.
– В компании осталось еще около семнадцати процентов – чуть больше полутора миллионов фунтов. Кроме того, адвокаты считают, что компания имеет право на все принадлежавшие Адаму акции „СЭППЛАЙКИТС" – в покрытие похищенных денег. Тогда ей будет принадлежать сорок шесть процентов компании, то есть около двух с половиной миллионов фунтов. Плюс к тому, гонорары за романы Ба продолжают поступать, так что в общем собирается довольно приличная сумма. В американских долларах это по меньшей мере десять миллионов.
– Это все прекрасно, – сказала Аннабел, – но я все же не могу понять, каким образом компания оказалась незащищенной: ведь нам говорилось, что она застрахована на миллионы.
– Адам был слишком осторожен, чтобы делать что бы то ни было откровенно незаконным путем, – снова принялась объяснять Миранда. – Естественно, Ба вовсе не собиралась предоставлять ему возможность таскать деньги из компании и прятать их в каком-то секретном месте, но факт остается фактом: она возложила на него полномочия поверенного. В документе, в сущности, говорится: „Я, такая-то, даю Адаму Гранту право делать все, что ему вздумается, со всем, что находится в моей собственности".
– Интересно, удался бы план Адама, если бы ему пришлось иметь дело не с женщинами, а с мужчинами, – задумчиво проговорила Аннабел.
– Вероятно, нет, – ответила Миранда. – Господь Бог знает, что мужчины ничем не лучше женщин, но большинство из них воспитаны так, что привыкли рассчитывать только на самих себя, сами заботиться о себе, быть менее зависимыми… и менее доверчивыми.
После ленча, когда Джош убежал на улицу играть, Элинор, обведя взглядом собравшихся за столом и увидев у всех ожидание в глазах, поняла, что более подходящего момента ей никогда не представится.
Тихо, сдержанно она поведала историю появления в семье Миранды.
– Грязная скотина, – не преминула заметить Шушу.
Взглянув в настороженное лицо Миранды, Клер медленно произнесла:
– Для нас и между нами это ничего не меняет. Ты же знаешь.
– Конечно, – поддержала ее Аннабел.
Потом вдруг все заговорили разом и начали обнимать Миранду.
Подождав, когда волнение уляжется, Элинор снова заговорила:
– Вначале я не хотела, чтобы вам стало известно об этой… неприятной подробности, но Миранда настаивала. И тогда я поняла, что должна рассказать вам еще кое-что. – Она помолчала. Потом, сделав глубокий вдох, словно перед прыжком в воду, продолжала: – Вы все думаете, что я не хочу говорить об Адаме и о том, что с ним связано. Но это не так. Все эти годы я игнорировала те уроки, что задавала мне жизнь, и старалась забыть то, о чем следовало бы помнить. Но теперь – нет. Хватит. Я больше не могу притворяться, что в мире не происходит ничего плохого и что все всегда имеет счастливый конец. После всего, что случилось с нами, после того, как моя семья едва не распалась, – больше не могу. Виною всем нашим бедам то обстоятельство, что я страшилась действительности и всегда, всегда старалась отвернуться от неприятных фактов. Теперь я понимаю, что, если человек, подобно страусу, старается не видеть своих проблем, ему никогда не справиться с ними.
Ошеломленное молчание было ответом на этот монолог, произнесенный ровным и твердым голосом. Было ясно, что прежняя сила Элинор вернулась к ней.
– Не суди себя так строго, Ба, – сказала наконец Аннабел. – Мы ведь выжили.
– Вот именно! Нас с тобой могли убить! Я почти лишилась рассудка, не говоря уж о большей части моих денег. Ваших денег. Миранда потеряла контроль над своим бизнесом. Шушу оказалась без крыши над головой и без средств. А Клер я чуть не потеряла навсегда. Как я могла допустить все это!
– Не ругай себя, Нелл, – вмешалась Шушу. – Никто не замечал, что происходит, потому что Адам был законченным пройдохой, а таких мало кому удается раскусить: обычно человек начинает соображать, что к чему, когда все плохое уже произошло. А он был прямо-таки мастером своего дела – мог обвести вокруг пальца кого угодно.
Элинор покачала головой:
– Не стоит искать мне оправдания. Ни сейчас, ни потом – никогда больше. Ведь я могла остановить все это прежде, чем оно началось. И я знаю, почему я этого не сделала.
Все взгляды устремились на Элинор.
– Дело в том, что я не доверяла самой себе, – объяснила она, – Не верила, что способна сама решать свои проблемы. Если мужчина говорил мне: „Этого женщине не понять", – я тут же решала, что я этого не понимаю, и предоставляла ему заниматься делом, о котором шла речь.
– Я так рада, Ба, что ты сама наконец-то признаешь это, – мягко сказала Клер.
– Мне всегда нужен был рядом мужчина, который руководил бы мной, – продолжала Элинор. – Я всегда считала, что мужчине виднее – о чем бы речь ни шла. Теперь я понимаю, насколько была не права, и сожалею об этом. Это нанесло вред всем вам.
– Да что ты, Ба! – воскликнула Аннабел. – Сейчас ты говоришь чепуху. Ты никогда не делала нам ничего плохого, и ты всегда давала нам все, что нам было нужно.