Выйдя в коридор и закрыв за собой дверь, князь повернулся к новоградскому посаднику:
- Поручаю тебе, Твердило, заботу о моём брате. Содержите его с честью. Но глаз с него не спускать. Со двора – ни ногой, никаких посетителей. И чтоб никаких писем или грамот. Ни сюда, ни отсюда. До моих особых распоряжений. Ты всё понял?
- Всё, как есть государь, - низко поклонился посадник, - Не изволь беспокоиться, будет исполнено, как ты велишь. Только вот …. – замялся Твердило.
- Что ещё? – раздражённо спросил князь, - Говори.
- Уж больно характер у твоего брата норовистый. Знаю его. А ну как начнёт своевольничать али бунтовать? Что тогда?
- Тогда – киньте в поруб, чтоб одумался! – жестко сказал Яррила и вышел.
* * * * *
Глава 22, часть 2
Часть 2.
Радослава была в гневе и, не скрывая этого, резко высказывала Севолоду всё, что думала:
- Ты просто, жалкий малодушный трус и паскудник! Вот ты кто после этого! – говорила она с презрением, - Отдать свою семью на поругание – вот до чего ты докатился в своей неуёмной жажде ВЛАСТИ.
Севолод, молча сидел на лавке с опущенной головой. На душе у него было погано. Нет, особой любви к своей семье он никогда не испытывал, хотя и зла им тоже не желал. Больше всего его коробила его беспомощность и то, что он опять вынужден был выполнять ЧУЖУЮ волю. Человек он был весьма амбициозный. Его непомерная гордыня жаждала власти. Он хотел всеми повелевать, а не подчиняться. Труднее всего ему было смириться с мыслью, что не он главный властелин на своих землях. Это стало для него настоящим наваждением. СОЮ ВЛАСТЬ он должен был вернуть любой ценой! И если уж возврат всей полноты власти требовал от него принесение какой-либо жертвы, то он готов был её принести, не взирая на лица.
- Упрёки твои справедливы. Но поверь, сестра, у меня не было выбора, - пытался оправдываться он, подняв голову, - Да и о каком ты поругании глаголешь? Поживёте немного в Полаве в почёте и достатке. Только то и всего. Не в полон же я вас отдаю.
- Не смей называть меня сестрой, паскудник! – закричала княжна, - А то ты не видел какими глазами смотрит на меня этот старый похотливый пень. Проходу нигде не даёт. И это здесь! Даже подумать тошно, что он замыслит, когда будет у себя дома. А что может случиться с нашими младшими сестрицами в Полаве, ты об этом подумал? Кто нас защитит там?
- Я думаю, что с вами будет всё в порядке, - не очень уверенно проговорил Севолод, - Бурмидор дал слово….
- Он дал слово, скажите, на милость! – засмеялась Радослава, - Да разве же ему можно верить?
- Не в его интересах ссориться с нами. Мы ему нужны.
- Это он нужен тебе, братец, чтобы престол твой качающийся сберегать, это не в твоих интересах с ним ссориться. Вот только о чём ты печёшься. Уверена, что ни Яррила, ни Ратимир на твоём месте так с нами не поступили бы.
- Они не были на моём месте! – взорвался князь, вскакивая с места, лицо его раскраснелось, - Ещё не известно, как бы они поступили. А мне, как Кагану, наперёд о державе думать надобно, об её интересах радеть.
- Это заметно. Радение твоё привело к засилию чужеземцев в Святограде. Отец, наверное, сейчас в гробу перевернулся. Ему и в страшном сне такое не привиделось бы, чтоб инозем в столице всем заправляли.
- Замолчи, женщина! Не твоего ума дела! – рявкнул Каган, окончательно потеряв самообладание, - Не лезь в дела, кои тебя не касаются.
- Да где уж нам, светлый государь! – презрительно передёрнула плечами Радослава, - Нам дальше своего шитья разуменье иметь не полагается.
- Вот именно! Хорошо, что ты об этом вспомнила. Ты поступишь, так как я велю – поедешь в Полаву и будешь там любезна с королём Бурмидором, ради спокойствия нашей державы. На то моя воля. Ясно тебе?
- Ни за что! Вот мой ответ, - вскричала княжна, - А коли ты захочешь силой меня принудить, то я руки на себя наложу, но не стану наложницей этой старой жабы, ради твоих интересов. Ясно тебе?
Княжна встала и решительно направилась в свои покои. Севолод успел лишь крикнуть вслед:
- Ты будешь гостьей, а не наложницей!
- Это ты так думаешь. А я знаю, как будет на самом деле. Наложу на себя руки, так и знай!
С этими словами она вышла, громко хлопнув дверью.
** * * *
Вечерело, на улицах города повсюду зажигали факелы. К ночи заметно уже холодало. Великая Каганша Анна, кутаясь в шерстяную шаль и держа перед собой большую свечу на широкой керамической подставке, шла по тёмным коридорам огромного сенника. Пройдя по замысловатому маршруту переходов, она остановилась у дверей, ведущих в покои княжны Радославы и её сестёр.
Тихо постучав, она вошла в комнату. Радослава, простоволосая, в одной исподней рубахе молилась перед образом Светлого Духа в переднем углу.
- Дозволь войти, сестрица? – мягко произнесла Каганша.
- К чему тебе моё дозволение, - холодно отвечала княжна, не оборачиваясь, - Вы со своим мужем здесь хозяева, что хотите, то и творите.
- Оставь эти речи. Я хотела поговорить с тобой.
- О чем же?
- О нашей женской доле.
Княжна повернулась. При неясном свете свечи было видно её осунувшееся заплаканное лицо.
- Что ты можешь знать о моей женской доле? – горестно проговорила она, - Когда тот, кто должен стать мне заместо отца надёжным заступником, толкает меня на бесчестье и поругание. Но, ничего - я этого не допущу.
- Наложить на себя руки - есть смертный грех, - тихо сказала Анна.
- Потому то я и молилась Светлому Духу. Он милостив и справедлив. Он всё поймёт и простит.
- А если нет? Сие ведь заранее не известно. Дорога в Ирийский сад твоей душе будет навсегда заказана.
- Пусть так, - упрямо тряхнула головой княжна, - Тогда я с этим своим грехом сойду в Тёмную Навь и роптать не стану. Всё одно - это лучше, чем бесчестье. Я всё стерплю.
- Ты – да. А готовы ли к этому твои младшие сестрицы и братишка?
Княжна вскинула голову. Пышные, вьющиеся волосы, давний предмет восторга полавского короля, щедро рассыпались по её плечам:
- О чём ты, Анна?
- Ты накличешь и на них большую беду, - вкрадчиво проговорила Каганша, доверительно беря княжну за руку, - Разве ты этого не понимаешь?
- Какую же беду? – Радослава начинала догадываться куда клонит её золовка, но не хотела в это верить.
- Да ты и сама об том ведаешь, сестрица. Я хорошо знаю своего отца. Поверь, если ты ему откажешь, а тем паче, наложишь на себя руки, он сгоряча сполна отыграется на тех, кого ты любишь. Не известно, что он с ними сделает, на какие страдания обречёт. Он же давно не в себе, только признать этого никто не смеет. Зачем им такая доля?
- Он не посмеет, - похолодела Радослава.
- Ещё как посмеет – поверь мне. А то ты сама не ведаешь? Ты же ведь любишь своих сестёр и не допустишь, чтобы они страдали. Да и не только они, вся Склавиния может пострадать. Отец уже давно хочет запустить сюда свои загребущие руки. Кто его знает, каких дров он здесь с досады наломает.
- Что же делать? – в отчаянии княжна заломила руки, из её глаз снова потекли слёзы.
- Есть только один выход, - спокойно увещевала Каганша, - Окрути старого хрыча! Он без ума от тебя. Это будет не сложно. Даже и стараться не придётся. Просто не отталкивай его и всё.
- Как ты можешь такое говорить? Мне и представить тошно.
- Такова наша женская доля, сестрица, - ласково ворковала княгиня, - От этого не уйти. Это наше бабское проклятие. Но в этом же и наша сила. Ослеплённым вожделением стариком легко управлять. Подчини его своей воле. Сделай из него послушного агнца. В этом будет благо и для твоей семьи, и для всей державы….
- И это будет моим большим позором и большой жертвой, - грустно закончила за неё Радослава.
- Возможно и так, - согласилась Анна, - Но твоя жертва хотя бы не будет напрасной. Да и смертного греха самоубийства на душу брать не придётся. А наложив на себя руки чего ты добьёшься?
- Я спасу свою честь! – гордо выпрямилась княжна и глаза её сверкнули.