Подручник негромко вздохнул и махнул рукой. Парень поклонился и повернулся обратно, вернувшись к делам.
– Женщину зовут Эрика. Её лет пятнадцать назад украли фратейцы… вы же знаете, наверное – они пытаются обставить насилие над нашими женщинами, как дар и благо. На месте никого не трогают, но забирают с собой и зовут своими жёнами. Кто-то остаётся, соблазнившись красивой жизнью, а кто-то, как Эрика, сбегает, не в силах жить с чужаками. Родила она уже здесь. Сынка своего она воспитывала в нашей вере, он даже языка своего отца не знает. Но ему всё равно приходится туго, – признал Ян, – по всем проступкам сначала думают на него. Так и не приняли его деревенские… она ведь не одна такая. Но редко кто оставляет своих детей в живых. Многие убивают и их, и себя, не в силах выдержать позора.
– Это позор для наших мужчин, а не женщин! – выпалил Лоренц, проводив Эрику сочувственным взглядом, – что они не смогли защитить своих жён! Почему они сами должны за это расплачиваться?!
Ему снова вспомнилась Аннет, плачущая у окна. Я бы защитил тебя. Ценой своей жизни бы защитил. И, если бы не смог, вечность бы отвечал за своё малодушие и бессилие.
– Вы рассуждаете, как аристократ, – негромко ответил староста, – а здесь живут люди простые. Они видят женщину, не сопротивлявшуюся чужакам. И её ребёнка – с орлиным носом и чёрными кудрями. Им не важно, кто в этом виноват. А мы, тем временем, пришли, – он открыл тяжёлую дверь таверны. – Вам устроят ночлег, все люди будут спать в домах, а не под открытым небом. Я могу сделать для вас ещё что-то?
Лоренц, помедлив, покачал головой. Здешний староста настолько много надежд вкладывал в его отряд, что пальцы снова задрожали. Справлюсь ли я? Не ошибусь ли, когда выеду перед своими людьми?.. что, интересно, написано на той бумаге для фельдмаршала…
– Нет, спасибо вам. Проследите, чтобы все люди разошлись по домам, и на улицах не осталось никого без дела. И лошади… их немного, но они тоже нуждаются в отдыхе, – он сделал шаг внутрь. В кабаке пахло жареным мясом, пивом и пылью. Тёплый воздух обжёг его пальцы, уже привыкшие к морозному осеннему ветру.
Комнаты он даже не стал проверять. Вряд ли человек, с таким трепетом отнёсшийся к его визиту, выделит им клоповник. Ходить на своих ногах было странно, голова кружилась, не в силах привыкнуть к походке после долгой поездки верхом. Солнце уже закатилось, и на отдых оставалось совсем немного времени. Олаф был уже на месте – сидя во главе несколько составленных столов, он отсалютовал своему господину полной кружкой.
– Отдыхайте, – Лоренц присел около него, – но не злоупотребляйте гостеприимством. Нам и так оказали серьёзную услугу. Давайте оставим о себе хорошее впечатление, – он вздохнул. От осознания, что совсем скоро ему придётся отойти от спокойных размеренных пожеланий, и привыкать к приказам – жёстким, не терпящим неуверенности и слабины, – ему стало совсем тошно. Он был человеком с тонкой душою, и даже нарочитая едкость и раздражение, которые он так часто демонстрировал при слугах, не спасали его от неуверенности ожидания. – На что мне стоит обратить внимание, по-вашему? – обратился он к Олафу.
Тот задумался и поболтал кружкой.
– Когда приедем на место? Поменьше слушайте рядовых, и побольше – командиров. Проведите с фельдмаршалом столько времени, сколько будет возможно. Вы будете просто одним из многих таких же дворянских сыновей, но вряд ли вокруг будет много людей титулом выше вас. Поверьте, командирам не составит труда преподать вам несколько необходимых уроков. Вас ведь знакомили со многими дисциплинами – нужно лишь научиться применять их в жизни.
– Не думаю, – хохотнул Лоренц, – что в пылу сражения вспомню лекции по тактике и фортификации. Хорошо, если не забуду, как меч держать.
– Не забудете, – ободряюще улыбнулся Олаф, – да наука вам и не будет нужна. Тактика – забота командиров. Ваше дело – вдохновить ту сотню солдат, что едут за вами. Вдохновить своим примером, бесстрашием и усердием.
Сиятельство тихо вздохнул и потянулся за свободной кружкой, стоящей у центра стола. Он знал. Он всё это слышал. Но одно дело – прочесть в книге или спросить преподавателя, и совсем другое – понимать, что скоро попадёшь в самую гущу. И не удастся отсюда выбраться, просто захлопнув фолиант или прогнав учителя. Какие же глупцы пишут эти сказки. Интересно, полегчало ли Катарине?..
– А вот и первый урок, – тихо произнёс Олаф, наклонившись к Лоренцу, – не все люди ведут себя как подобает. И часто только вы будете стоять между человеком и стражами порядка.
Он поднял взгляд. Один из солдат толкнул в грудь какого-то мужика и пошёл в его сторону.