- Да, богом трахнутый, - повторила Кама, когда Уэлгрин погрузился в молчание. - Криту это понравится, возможно, как-нибудь я расскажу ему об этом. Ты считаешь, что Рашан тоже богом трахнутый?
- Если и нет, он великолепно убедил Ченаю, что ей предстоит выполнить работу богов в Санктуарии.
- Саванкала здесь не всемогущ, это тебе известно, - напомнила она Уэлгрину.
- Я не говорил о Саванкале. Это может быть любой из них. Этот чертов жрец бродит по ночам, таская камни из развалин храмов старых богов и укладывая их в основание своего алтаря.
- Ты начинаешь говорить как Молин, - задумчиво протянула Кама. - Ну хорошо, я попытаюсь убедить Молина отнестись к Рашану серьезно. Что-нибудь еще?
Подобрав ноги, Кама собралась подняться.
- Если он не прислушается, мы должны будем что-либо предпринять... сами.
Кама замерла на полпути, уравновесив тяжесть своего тела на полусогнутой ноге, затем мягко опустилась на пол.
- Например?
С трудом сглотнув, Уэлгрин почувствовал, как напряженность в горле залила болью уши.
- Например... убрать его.
- Вздор.
Она смотрела мимо него. Капибан надеялся, что правильно оценил направление ее мыслей, и Кама придет к тому же заключению, что и он; как надеялся, что ее чувства и преданность Малину Факельщику достаточно сильны. Кама, задумавшись, запустила руки в волосы и бессознательно закрыла ими лицо.
- Да, если дойдет до этого. Если...
Волосы упали с лица, и оно отразило бледное сияние звезд. Кама начала потеть и вынуждена была оторвать тунику от липкой кожи, словно простая смертная.
- Как твоя сестра, Уэлгрин? - спросила она, усаживаясь рядом с ним и, похоже, горя желанием занять голову другими мыслями.
- Так же, я полагаю.
Иллира оправилась от ран быстрее, чем они даже смели мечтать. Случайный взгляд брошенный на нее, сидящую у входа в кузницу, никогда бы не заподозрил, что она целую неделю была на пороге смерти, с гниющей раной в животе, от топора повстанца, убившего ее дочь. Но вот дух Иллиры - совсем другое дело.
- Она никогда не улыбается, Кама. У нее осталось только два воспоминания: день, когда погибла Лиллис, и день, когда на Бандару отплыл корабль с Артоном. Это уже не просто траур.
- Я пыталась объяснить это вам еще весной.
Напряжение покинуло Уэлгрина, его подбородок склонился на грудь. Это была деликатная тема. Молин тратил свои деньги на исцеление Иллиры, а когда выяснилось, что рассудок ясновидящей поражен больше, чем ее тело, настоял на том, чтобы почти легендарный талант Камы к перевоплощению спровоцировал выздоровление С'данзо. Никто не хотел говорить об этом, но все думали, что именно поврежденный рассудок Иллиры начал, а потом милосердно завершил весеннюю вспышку чумы.
- А мы не слушали.
Его голос был полон отчаяния. Кама пропустила волосы сквозь пальцы.
- Я ведь тоже не была уверена. Меня беспокоило, что женщина, неспособная причинить зло, страдала больше, чем кто-либо во всем этом грязном, вонючем городе. Клянусь именем всех демонов Ада, парень: последнее, что я когда-либо хотела бы знать, это твою судьбу, но я снова облачилась бы в одно из старых платьев Розанды и стояла бы у кузницы в полуденный зной, если бы считала, что ей от этого будет хоть какой-то прок...
- Бесполезно. Она не излечилась душевно - как Страт.
- Возможно, другой ребенок поможет, - задумчиво произнесла Кама, пропуская мимо ушей упоминание Уэлгрина о пасынке с поврежденным плечом. Это не заставит ее забыть, но у нее появится предмет забот, чтобы жить изо дня в день до тех пор, пока она не перестанет так остро чувствовать боль.
Пока она говорила, светловолосый воин смотрел в окно. Уэлгрин знал, что произошло между Камой и Критом. Знал о неродившемся ребенке, которого она потеряла у Стены Чародеев, и ее тайных страхах, что другого, возможно, не будет.
- О демоны Ада, ее муж - здоровенный мужик. Он думал об этом, но она слишком быстро поправилась и ей не до любви, - сказал Уэлгрин, пытаясь заставить свой голос звучать весело.
У него получилось лучше, чем он ожидал. Губы Камы скривились в похотливую улыбку.
- Есть и другие способы, дорогой.
Уэлгрин был рад тому, что просачивающийся в комнату свет падал на Каму. У него вспыхнуло лицо, напряглось в паху. Он многого даже не подозревал до самого недавнего времени. Ченая получила гораздо больше удовольствия от своей способности поражать и изумлять, чем от его стараний.
Уловив смущение Уэлгрина, а может, его отчужденность, Кама собралась уйти.
- Я поговорю с ним, Уэлгрин, но ты по-прежнему остаешься его единственными глазами и ушами в этом городе, и он не захочет терять тебя. Может быть, мы заберем жреца, на это у меня хватит духу, но ее мы не можем тронуть. Даже если у нее нет никакого божественного покровительства, она тем не менее остается кузиной Кадакитиса, и принц распнет на кресте всякого, кто избавит его от нее.
- Знаю. Я снова и снова твержу себе об этом, когда нахожусь рядом с ней. Она постоянно использует меня, делая вид, что выслушивает мое мнение и заботится обо мне. Но когда мы наедине, остаются только ненависть и отвращение. Это неестественно.
Кама остановилась на последней ступеньке.
- Многие мужчины сочли бы это совершенно естественным и удачным союзом.
Горечь и злость наполнили рот Уэлгрина желчью. Он едва не спросил о мужчинах Третьего отряда коммандос или пасынках, или об отце Камы, неспособном очаровывать женщин, а умеющего только насиловать их. Однако в конце концов он, сглотнув, отвел от Камы взор и уставился в пустоту.
- Иногда можно отмыться, если только скоблить тело грубой тканью до тех пор, пока не сдерешь кожу, - более мягко добавила она и скрылась из глаз.
Уэлгрин подождал, убедился, что она ушла, и лишь затем снова вышел на извилистые улицы. Между бараками гарнизона и конюшнями находились старые илсигские бани. Ситен частенько хаживала туда независимо от времени года, нередко упрашивая Трашера, помощника Уэлгрина, помочь ей развести огонь и натаскать воды. Уэлгрин, как правило, не обращал на это внимания, так как молодые очень стеснялись показывать, что проводят время вместе. Возможно, надо будет присоединиться к ним... нет, только для того, чтобы научиться разжигать огонь и последовать, как всегда, мудрому совету Камы.