– Дерьмо, – сказала инспектор, остановившись и глядя на кухонный шкаф, в котором лежало письмо Александры.
Вспомнив о том, что она получила накануне, Ким почувствовала себя так, как будто тонет. Но ведь не могло же быть так, чтобы эти два вмешательства в ее жизнь совпали не случайно!
Стоун два раза глубоко вздохнула и вновь нажала большим пальцем на кнопку. На этот раз экран загорелся. Отлично.
Она повернулась спиной к кухонному шкафу. Сил у нее хватит только на одну злобную суку зараз.
Пролистав список контактов, она нашла телефон Грантли и нажала кнопку вызова.
Сейчас там осталась только ночная смена, но на звонок все равно кто-то ответит. Трубку подняли после третьего гудка.
– Ким Стоун, – представилась детектив. – Родственница Патти Стоун. – Она не смогла произнести слово «дочь». – Могу я поговорить с Лили?
– Мне очень жаль, но Лили теперь редко работает в ночную смену. Может быть, я смогу вам помочь? – отозвалась ответившая ей сотрудница больницы.
Ким хотелось протянуть руку и выключить этот приятный, идеально модулированный и тренированный голос. В таком разговоре ему было не место.
– Я получила письмо, – заявила она, помахивая листом бумаги.
Мгновение ее собеседница колебалась, а потом сообразила в чем дело.
– Так вы о комиссии по УДО? Мы всегда информируем родственников, когда…
– Она об этом знает? То есть я хочу спросить, проинформировали ли… Патти об этом. Раньше она никогда не позволяла делу дойти до комиссии.
– Я это знаю. – В голосе женщины послышалась улыбка. – Мы тоже сильно удивлены. И медицинские, и психиатрические результаты, которые представлялись на комиссию за последние семь лет, были совершенно нормальными. За время заключения душевное состояние вашей матери значительно улучшилось. Лишь случайные вспышки…
– И не было никаких приступов агрессии? – уточнила Ким. С каждым ответом судороги у нее в желудке становились все сильнее и сильнее.
– Ни одного, – ответила дежурная. – Ваша мать – просто идеальный пациент. Приятная, услужливая, с хорошим поведением. Настоящая умничка.
Стоун почувствовала, как тошнота подступает ей к горлу. Мир переворачивается, а она ничем не может остановить его.
Эта женщина – прямое воплощение зла, и никто не сможет убедить Ким в обратном. Ей все равно, кто, как и сколько времени наблюдал за ней. Ведь никто, кроме нее самой, не испытывал на себе жестокость и мучения, которыми мать так легко ее одаривала. Всю свою сознательную жизнь Ким живет с последствиями этих действий.
– Вы можете ею гордиться, – жизнерадостно продолжал голос в телефонной трубке. – Мы все знаем, что изменилась она только благодаря вам.
– Не поняла, – пробормотала Стоун. Ведь с тех пор, как она выяснила, где находится ее мать, ничего не изменилось. Ежемесячные телефонные звонки, чтобы проверить, не умерла ли она, были максимумом того, на что Ким была способна, когда дело касалось жизни этой суки-убийцы.
– Ну конечно, это ваша заслуга. Все перемены начались, когда она стала получать от вас письма.
Больше инспектор ничего не услышала, потому что и письмо, и телефон упали на пол.
Глава 21
15 декабря 2007 года
Уважаемый дневник,
Сегодня я до нее дотронулся. Не смог сдержаться.
Ощущение было одновременно и болезненным, и острым. Мои пальцы коснулись ее затылка, и я развязал кляп, который не позволял ей издавать звуки в течение ночи.
Я уже говорил ей об этом раньше. Один звук – и ты умрешь.
Она послушалась.
Ее волосы, шелковистые и мягкие, пахнущие жасмином, оплели мне пальцы. Я знаю запах жасмина. Он был любимым запахом моей мамы. Волосы были нежными, как волосы новорожденного младенца. Я в изумлении гладил их. Вдыхал их аромат и терся о них щекой.
Восхитительно.
Почувствовав, как напряглось мое естество, я крепко ухватился за него и ощутил ее резкий вдох, услышал негромкий крик боли, который мгновенно сменился взглядом, молящим о пощаде.
Она издала этот звук.
Я не обратил на него внимания. Но только на этот раз.
Я стряхнул свое семя ей в рот. Оно прелестно сочилось из уголка ее губ и по подбородку. Это было и отвратительно, и в то же время эротично. Я вытер его и почувствовал рукой теплую бархатистость ее нижней губы. Она дрожала под моими пальцами. Но не от желания, а от страха. Очень хорошо – страх мне нравится больше.
Я сжал ее губу между большим и указательным пальцами, как будто старался выдавить прыщ. И увеличивал давление до тех пор, пока мягкая плоть не изменила свой цвет и не стала пунцовой под моими пальцами.