Саз кивнул. Ахдио кивнул.
— Тродо! Саз хочет выпить, как и мой старый боевой кореш — о нет! Слушай, Авви, черт побери, зачем ты так поступила? У тебя было две кружки — почему ты не облила его вместо «кволиса» пивом?
Это вызвало новый приступ смеха, а Саз и Авенестра разом опустили головы. Авдио что-то сказал, и девушка подсела к старому боевому корешу Ахдио.
Разговор начинался трудно. Стрик сразу же понял, что Авенестра несчастна и затравлена. Она постоянно метала на него любопытно-подозрительные взгляды черных глаз из-под смоляных бровей, говоривших о том, что ее волосам помогли стать светло-золотистыми. Осушив залпом кружку «кволиса», девушка опустила ее и уставилась на Стрика. Он заказал еще. Заказ принесли. Стрик кое-что рассказал Авенестре, не обмолвившись ни словом о том, о чем мужчине полагается говорить женщине подобной профессии. Стрик задавал вопросы и пожимал плечами, когда девушка не отвечала или была уклончива. Он даже пару раз сказал: «Извини, я не настаиваю» — и не спросил ее о возрасте. Он изучал ее, но отводил взгляд, когда ей становилось неуютно. Он выяснил, что Авенестра сходит с ума по Ахдио, а некрасивая женщина за стойкой — его жена. Хозяин заведения был очень добр к девушке. Она объяснила Стрику, что такое «кволис», и, предложив попробовать, заверила, что это ему понравится.
Стрик покачал головой, и девушка выпила дорогой ликер. Стрик заказал еще.
Авенестра склонила мрачное лицо набок.
— Ты пытаешься напоить меня?
— Нет. Ты достигла предела?
— Ты богат?
Стрик покачал головой.
— Ты сирота, Авенестра? У нее затуманились глаза.
— Откуда тебе это известно? О, тебе сказал Авдио!
— Нет. Если бы я знал, я бы не спрашивал, поверь мне.
— Почему я должна тебе верить?
— Потому что ты знаешь, что можешь сделать это, и потому что мне от тебя ни черта не надо.
— Ха! Это впервые.
Стрик ничего не сказал, и она тоже. Она выпила и дала ему увидеть, что ее кружка пуста. Стрик взглянул на пустую кружку, потом на Авенестру и сделал знак, чтобы принесли еще. Снова склонив голову набок, девушка подозрительно посмотрела на Стрика.
— Ты почти не пьешь, но постоянно подливаешь мне. Ты точно не пытаешься напоить меня?
— Тебе нужна помощь?
Опустив голову, следующие десять минут Авенестра проплакала.
Стрик сидел молча. Он не прикасался к девушке. Подошла жена Ахдио, но Стрик поднес к губам палец. Он дал ей денег.
— Скажи Ахдио, чтобы тот передал Кушарлейну.
Женщина не поняла, но, отсчитав сдачу, ушла. «Хорошая женщина, с заклятьем или без», — подумал Стрик, а Авенестра тем временем продолжала плакать. Через пять-семь минут она подняла лицо, которое теперь выглядело жалко. Девушка увидела, как Стрик нырнул большой рукой за просторный ворот туники и вытащил белую тряпицу. Протянул ее Авенестре.
— Что я должна сделать с этим?
— Вытри глаза и лицо и высморкайся.
Девушка молча глядела на него, моргая, и краска стекала с ее глаз. Затем она вытерла глаза и лицо и высморкалась. Взглянув на платок, она покачала головой.
— Авенестра, пошли.
— Хочу еще один стакан.
— Если ты выпьешь еще стакан «кволиса», ты будешь не в состоянии идти.
— Ну? — Ее лицо приняло дерзкое выражение, голос стал под стать ему. — Ты же говорил, что ничего не хочешь от меня.
— Ты будешь сидеть здесь, напьешься и не сможешь хдить, а дальше что?
Ей не пришлось переводить, что «хдить» означает «ходить». Она проплакала еще десять минут. После этого они ушли. Ахдио все видел. Пальцы его рук были сплетены на животе.
«Золотая ящерица» едва ли была золотой, и едва ли ее можно было сравнить с «Золотым Оазисом», но это была не дыра. Да, комната найдется. Даже бровь не взметнулась вверх, когда Стрик выложил монеты за два дня и три свечи, а затем отправился со свечой и молчащей Авенестрой, чьи ноги почти не работали, наверх. Стрик тщательно запер дверь и осмотрел окно. После этого повернулся к девушке, неграциозно усевшейся на краю кровати.
— Авенестра, я хочу, чтобы ты мне что-нибудь дала.
— Угу. Ты как хочешь?
— Нет, я имею в виду предмет. Что-либо, принадлежащее тебе. Монету. Все, что угодно.
— Ха! Думаешь, ты настолько хорош? Это ты дай мне что-нибудь.
Стрик протянул ей серебряную монету.
— Она твоя. За нее мне ничего не нужно.
Авенестра долго смотрела на нее, зажала в кулак, снова посмотрела на нее и сползла с кровати. Усевшись на полу, она проплакала еще минут десять. Когда наконец она подняла лицо, Стрик попросил ее воспользоваться платком. Она послушалась. Он повторил свою первую просьбу. Девушка долго молча смотрела на него, склонив голову набок. Наконец она отдала ему свой широкий черный пояс.
— Спасибо, — усевшись на корточки, Стрик положил руки на ее тощие узкие плечи. — Ты очень хорошего мнения о дяде Ахдио. И тебе пора прекратить пить.
— Ты, — уведомила она, — настолько набит говном, что твои голубые глаза становятся карими.
Беспомощно улыбаясь, Стрик встряхнул старую простыню и обследовал кровать. Не нашел ничего живого. С чрезмерной осторожностью подняв обмякшую девушку, Стрик уложил ее на кровать. Он снял несвежую портупею, размышляя о новой повязке, которую вынужден был купить. Затем уселся на полу, прислонившись спиной к стене. Свечу он поставил сбоку от себя.
Пять или около того часов спустя Авенестра проснулась, как всегда, с головной болью; Стрика в комнате не было. Серебряная монета была. Девушка была уверена, что ничего ради нее не сделала. И тут она вспомнила, что он сказал ей. Безумец, подумала она и с мыслями о милом Ахдио снова погрузилась в сон.
Кушарлейн вошел в общий зал «Золотого Оазиса» вскоре после полудня, сразу же за ним Эзария. Девушка сияла солнцем и красотой в длинном небесно-голубом платье с откровенным глубоким вырезом. Она весело щебетала, и ее дядя зажал ей рукой рот.
— У меня два хороших предложения насчет торговых мест и жилья, Стрик, и Ахдио предложил четыре имени. В пятом он не полностью уверен. Сказал, что всего их семь, но только четверо надежны. Можешь переговорить с ними, когда пожелаешь. Ух! Прекрати лизать мне руку!
— Пойдем посмотрим, — сказал Стрик. — Прекрати хихикать, Эзария, и тебе позволят пойти вместе с большими мальчиками.
Они пошли. По дороге Эзария рассказала им, в какое отчаяние приводит ее мать новый фасон, открывающий грудь.
— О, борода Ильса! — сказал Кушарлейн. — С ее-то дынями? Она должна гордиться возможностью показывать все прелести дара богов.
— Вы не понимаете, дядя. Никогда не говори ей, что я рассказала тебе, но у мамы есть большая, покрытая волосами родинка прямо над левой — хм — прелестью. На самом видном месте. Вот почему она всегда укутана до самой шеи. А теперь — или она откроет родинку, или все, чьим мнением она дорожит, будут насмехаться над ней за то, что она так безбожно отстает от моды.
Кушарлейн рассмеялся. Стрик — нет, и Эзария заметила это. Взяв его руку, она прижала ее к себе. Ее телохранитель плелся сзади, прекрасно сознавая, что Огрику он и в подметки не годится.
К вечеру молчаливый мужчина с акцентом снял три комнаты, две наверху и одну на первом этаже, и зарезервировал еще одну. Его лавка и жилье располагались на улице, называемой Прямая, между Душной и Прецессионной, и, таким образом, совсем недалеко от «Золотого Оазиса». К следующему вечеру с помощью Кушарлейна и неугомонной Эзарии он приобрел большую часть необходимой обстановки.
Расплатившись с Кушарлейном, Стрик вернул Эзарии дружеский толчок.
— Сегодня вечером я навещу «Кабак Хитреца» и понаблюдаю за людьми, рекомендованными Ахдио, — сказал Стрик ее дяде. — Но что касается Хармокола — нет, пусть платит вперед.
— Ну, уж теперь-то мне можно доверять, Стрик. У тебя есть ковер, шторы, несколько стульев и стол, кровати. Что это будет за магазин»? Что ты собираешься продавать в нем?
— Помощь людям, — сказал ему Стрик, и через некоторое время Кушарлейн удалился, так ничего больше и не выяснив. Стрик повернулся к Эзарии.