Сесилия вздохнула.
— Вы будете рады уехать отсюда. У нас несчастливый дом. — Она потерла себе затылок.
— Вы устали.
— Очень. Почти всю ночь просидела у постели Анны. Но хотя бы не зря. Глядя на разбитое лицо дочери, я вспомнила одно обстоятельство, которое, возможно, имеет отношение… каким образом, не скажу, ибо знаю слишком мало… но оно может иметь отношение к… обеим смертям.
Оуэн подался вперед.
— Любая мелочь может помочь.
— Гилберт в моем присутствии почти не говорил о делах, но об этом случае я знаю. Все произошло тринадцать лет назад. Довольно долгий срок для мести. Но если этот человек сидел в тюрьме… — Сесилия вопросительно взглянула на Оуэна, ожидая, что он скажет.
— Вы правы. В тюрьме у человека вдоволь времени, чтобы взлелеять месть.
— Вы там бывали?
— Нет, но я командовал людьми, которым довелось там побывать. Заточение может вынуть душу из человека, так что он становится больше похожим на животное.
Сесилия долго смотрела на Оуэна своими темными глазами, блестевшими на бледном худом лице.
— Так вот, пожалуй, я вам расскажу о том случае.
— Почему вы просидели у постели Анны всю ночь? Вам же казалось, что ей лучше.
Сесилия пожала плечами.
— Я не могла заснуть.
— Это настоящее проклятие, что тебя одолевает беспокойство, когда тебе так необходимо забыться сном. Жена прислала вам успокоительное средство. Она сама овдовела несколько лет тому назад и еще не забыла, как трудно бывает в первое время.
— Я с радостью воспользуюсь этим средством, но не сейчас, а через несколько дней, когда буду знать, что Анна действительно идет на поправку, а Пол вернулся к себе в Рипон.
Оуэн кивнул.
— Не хотите, чтобы я проверил, действительно ли он убрался отсюда?
— Да, пожалуйста.
Оуэн был рад возможности размяться и облегчить мочевой пузырь. Ветер усиливался, неся с собой запах океана. С Северного моря надвигался шторм.
Слуга у ворот заверил Оуэна, что Пол Скорби ускакал прочь.
— Как ты думаешь, когда нас накроет штормом?
— Скоро, судя по запаху. Но к полудню он стихнет.
Оуэн надеялся, что слуга не ошибся в своих прогнозах, хотя в путь он намеревался отправиться до полудня. Ветер начал рвать на Арчере плащ, когда он шел к дому.
Миссис Ридли расхаживала перед очагом. Оуэн сел за стол и налил себе эля.
— А теперь расскажите, что случилось тринадцать лет тому назад.
Сесилия опустилась на свое место.
— Вам известно, что Гилберт с Уиллом служили в компании Джона Голдбеттера?
— Угу.
— Компании торговцев шерстью финансировали войну короля Эдуарда с Францией… Вы это знали?
— Не скажу, чтобы меня когда-то интересовал этот вопрос.
— Этим делом заправлял Чиритон со своей компанией. Лет двадцать тому назад Голдбеттер одолжил им деньги для короля. Разумеется, участники сделки надеялись на барыши, но король не обогатился на войне так, как ожидал. Он попытался отвязаться от кредиторов, даровав им таможенные привилегии. Но затем, когда эти привилегии только-только начали приносить доход, король отобрал их у своих торговцев и передал Ганзейскому союзу, торговому объединению немецких городов, обладающему большой властью. Его величество оказался не таким уж верным другом для своих собственных подданных.
— Не думал, что наш король столь недальновиден. Предавать своих сторонников, затрагивая их карман, опасно.
— Скорее глупо, чем опасно. Несмотря на действия короля, торговцы нашли способ вернуть свои деньги. «Чиритон и компания» решили восполнить потери, занявшись нелегальным вывозом, и попались. Корона предложила забыть об их проступках, если они предоставят список своих деловых партнеров, которые должны им деньги. Королевские казначеи собирались отозвать займы и получить барыши.
— Выходит, «Чиритон и компания» должны были предать своих партнеров?
Сесилия улыбнулась.
— Теперь понятно, почему Гилберт, упокой Господь его душу, говорил, что из воинов получаются плохие торговцы. У вас слишком развито чувство чести. Гилберт никогда не нанимал на работу бывших воинов, сделал исключение только для Мартина Уэрдира, да и тот почти не имел касательства к сделкам.
Снова это имя.
— Вы когда-нибудь встречались с Мартином Уэрдиром?
— Нет.
Оуэн решил вернуться к этой теме позже.
— Итак, значит, «Чиритон и компания» обманули своих партнеров?
— Да. Но компания затеяла столь хитрую игру, ведя реестры, что разобраться в них было нелегко, и королевская власть призвала к ответу некоторых торговцев по ошибке. Одним из них был Джон Голдбеттер. Его обвинили в том, что он все еще не расплатился полностью по долговым обязательствам и счетам. С помощью Гилберта Голдбеттер сумел представить документы, доказывающие, что со всеми долгами он расплатился еще несколько лет назад, а «Чиритон и компания», наоборот, должны ему более трех тысяч фунтов. Дело было урегулировано без суда. В тот год Гилберт расщедрился на мой день рождения больше обычного. Я не знаю подробностей сделки, но явно деньги перешли из одних рук в другие.
Оуэн задумался.
— И вы полагаете, что «Чиритон и компания» могли предложить вашему мужу что-то еще помимо денег? Возможно, имена?
Сесилия пожала плечами.
— Мне приходило это в голову. Как и другие варианты. Я просто хочу сказать, что сделки Гилберта, возможно, не всегда были честными. Вероятно, он допускал и предательство.
— В такой степени, что кто-то мог затаить на него злобу и убить?
— Жадность у некоторых перерастает в страсть. Но это еще не все. Три года назад Джон Голдбеттер вновь предстал перед королевским судом, объявившим его вне закона. Год спустя он получил королевское прощение по просьбе графа Фландрии. Полагаю, с графом он тоже совершил какую-то сделку. Как, впрочем, и с королевским двором. Но что-то во всем этом встревожило Гилберта. Он передал дела нашему сыну Мэтью и вернулся домой.
— Незадолго до убийства Краунса?
— Да.
— Ваш муж лично давал показания?
Сесилия кивнула.
— Он был горд появиться перед таким августейшим собранием. Даже хвастался этим.
— Он видел короля?
— Нет, и очень сокрушался по этому поводу. Однако Гилберта представили принцу Эдуарду, и это его несколько успокоило.
— Значит, граф Фландрии просил простить Голдбеттера?
— Торговля шерстью жизненно важна для Фландрии.
— Ваша правда. Ваш муж лично знал графа?
Сесилия пожала плечами.
— Он не хвастал этим знакомством, но, с другой стороны, то, что происходило за проливом, он держал в секрете.
— И вы думаете, все это могло иметь отношение к смерти вашего мужа и Уилла Краунса?
Сесилия уставилась на кружку, которую гоняла по столу между ладонями.
— В свое время я была недовольна помолвкой с Гилбертом и чувствовала себя униженной. Как же: он торговец, а я — дочь рыцаря, племянница епископа. Мой дед сражался вместе с дедом нашего короля, Эдуардом Первым.
Оуэну не понравилось направление, какое принимал разговор. Он сам был простолюдином, женившимся на дочери рыцаря.
— При чем здесь смерть вашего мужа?
Сесилия подняла глаза и увидела, что Оуэн изменился в лице.
— Прошу прощения, со стороны действительно может показаться, что у меня сумбур в голове, но все это связано. Видите ли, мне была ненавистна мысль о браке с алчным человеком, чья единственная цель в жизни — накапливать богатство. — Она устало потерла переносицу. — Я была простодушна. Не одних только купцов отличает алчность. Гилберт был ничем не хуже любого из тех, кто завязан в этой войне с Францией. Даже короля интересует только богатство, которое ему принесет двойная корона, Англии и Франции. Все они стерегут свое богатство ревностнее, чем собственных жен.
— Что вы хотите этим сказать?
Сесилия Ридли внезапно побледнела и, прикрыв рот рукой, покачала головой.