Когда вилку для рыбы и ложку для супа разделял ровно дюйм, Торис небрежно заметил:
– Сегодня утром, дорогая принцесса, я видел вас там, где вам быть не положено. – Облокотившись на стол, он подался вперед и повернул голову в мою сторону. – Вы стали весьма безрассудны, вам так не кажется? Я бы на вашем месте поостерегся.
– Матушка меня уже отчитала.
– Вам следует к ней прислушаться. Великая женщина ваша матушка.
Мои губы скривились в усмешке. Конрад родился спустя восемь месяцев после гибели Камиллы и отца. За это время Торис успел пробиться в ближайшее окружение моей матери. Они же оба познали горести вдовства! Но никто не сомневался, что им двигал и другой мотив. Ренольтский трон передавался только по мужской линии. А значит, если бы матушка родила девочку, положение нашей семьи мгновенно бы изменилось. Чтобы остаться у власти, ей пришлось бы как можно скорее снова выйти замуж. Торис был очевидным кандидатом, все так говорили.
Но вскоре у матери родился сын, наследник престола. При мысли о том, что ей не придется выходить замуж (больше того, повторный брак только бы ослабил притязания Конрада на трон), я каждый день вздыхала с облегчением. Можно было не опасаться, что Торис станет моим отчимом. Или королем. Я даже не знала, что из этого хуже.
Торис наблюдал за мной с отеческой заботой во взгляде.
– В силу своего положения я, по просьбе вашей матушки, не раз отводил от вас подозрение. Теперь, когда дело Мейбл Дойл и той второй женщины – Гарриет, кажется? – словом, теперь, когда эти дела закрыты, я не сомневаюсь, что мне снова придется употребить все усилия, чтобы вас защитить.
– Хильда, – пробормотала я. – Ее звали Хильда.
– Почему, скажите на милость, вы запомнили ее имя? – Его тонкий нос презрительно наморщился. – Именно из-за таких вещей люди вас остерегаются. Ваши симпатии вызывают подозрения. Предупреждаю, когда-нибудь Хильды закончатся, и мне больше нечем будет отвлекать Трибунал.
Торис ухмыльнулся. Он приговорил к смерти женщину, которая почти наверняка была невиновна, и хотел, чтобы я преисполнилась благодарности за то, что он сделал это и не преминет сделать снова. Я с такой силой сжала ножку кубка, что ногти впились в ладонь. Хильда будет преследовать свою невестку, даже не подозревая, что в ее смерти виновата и я.
– Сегодня приехала Лизетта. Она скоро присоединится к нам, – сказал Торис, бодро меняя тему. Затем, понизив голос, чтобы Келлан его не услышал, он прибавил: – Ей так не терпится снова увидеться с лейтенантом Грейторном. Она, как мне сказали, питает к нему особую привязанность.
У Ториса был настоящий талант втыкать мне в сердце иголки сквозь малейшие прорехи в моей броне. И дело было не в том, что Лизетта неровно дышала к Келлану – в этом я как раз сильно сомневалась, – а в том, что Торис угадал мои чувства. Я сделала глубокий вдох. Что же, в его кольчуге тоже была парочка слабых звеньев.
– Теперь в вашем порту столько кораблей из соседнего королевства, что она без труда найдет себе какого-нибудь дюжего моряка. Из вас бы вышел прекрасный дедушка для целого помета крепких аклевских щенков.
– Ну разве вы не чудо? – Его глаза превратились в щелочки, а на губах застыла притворная улыбка. – Ничего-то вы не боитесь!
«Я боюсь выходить замуж за хилого принца Аклевы. Боюсь, что никогда больше не увижу матушку и брата. Боюсь Трибунала. Боюсь, что Келлан охраняет меня только по долгу службы. Боюсь призраков, которые прячутся за каждым углом. Боюсь присоединиться к ним на том свете».
Я пригубила вина.
– Кое-чего я все-таки боюсь.
Он отряхнул невидимые пылинки с плеч и откинулся на спинку стула.
– И правильно делаете. Волки воют, Аврелия, придет час, когда я не смогу больше их сдерживать.
На его губах заиграла гнусная ухмылочка, ясно говорившая, что этого часа он ждет с нетерпением.
5
Я уставилась на него, но злобная ухмылка уже исчезла. Он встал и одернул сутану.
– Кажется, прибыла моя дочка. Приятного вечера, принцесса.
Лизетта де Лена стояла на верхней ступени лестницы в багровом платье, которое выгодно подчеркивало ее красоту. Ее локоны отливали золотом, а на щеках играл румянец. В детстве нам постоянно говорили, как мы похожи, но я всегда знала, что от этого сравнения выигрываю только я. Если бы портрет Лизетты оставили на пару недель в канаве под дождем, тогда он, возможно, и выцвел бы в некое подобие меня.
Мы были неразлейвода – когда-то давно.
Лизетта остановилась у стула моего брата, украдкой протянула ему кусочек шоколада, озорно подмигнула в ответ на его радостную улыбку, а затем подошла ко мне.