Выбрать главу

Беатрис я не видела весь день. Джанет вышла из комнаты лишь к обеду. День был сонливым и ленивым. Казалось, эта атмосфера подействовала даже на психологов, что внезапно отменили собрание. Без интернета совсем уж скучно. Пришлось спускаться в библиотеку, где я с удивлением встретила половину своей группы. Книг здесь было не просто много, а…очень много, если двумя словами. На любой вкус и цвет. Я остановилась на одном известном романе, написание которого обнаружила здесь в оригинале, а Марвин разложился легендами и сказками, запасшись предварительно пирожными и чаем в термосе.

Вечером я решила выйти во двор ещё раз, но туман никуда не исчез, а, когда я вернулась в комнату, оказалось, что психологи не отдыхали вовсе. Стоило мне упасть на кровать, как в ванной что-то свалилось. Зайдя в помещение, я с искренним удивлением обнаружила в раковине детский небольшой мяч красного цвета, который я посчитала необходимым оставить в коридоре. Ну, не ходить же профессору в мою комнату, чтобы забрать своё. Почему именно детский? С другой стороны, найти в раковине баскетбольный или футбольный мяч…совсем уж не в стиле старого замка.

Пять минут назад мне опять подкинули мяч. На этот раз я нашла его на открытом балкончике, хотя изначально он с громким шумом попал в моё окно. А, если бы выбили? Сами говорите беречь имущество, а потом творите невесть что. Мяч был таким холодным и таким мокрым, что мне не захотелось брать его в руки, и, обтерев его бумажными полотенцами, я вновь отправила его в коридор, найдя подобную игру с психологами…не то, чтобы увлекательной, но забавной.

Игра продолжается, но приобретает характер…неприятный. Я пишу именно это слово потому, что знать не хочу, как этот мяч выкатился из-под моей кровати. Теперь я вообще не хочу к нему прикасаться. Хотя запашок от него тот ещё. Так пахнет забитая под завязку помойка. Я не выдержала и позвонила профессору, попросив убрать из моей комнаты вонючий мяч, но он с неким удивлением сказал, что ни о каком мяче не знает. Ну, что и требовалось доказать. Кто признается в том, что всё это лишь уловка?

Тем не менее Бенджамин Маквей сдержал слово и пришел. Выглядел он и правда…пораженным? Профессор пообещал узнать, кто из психологов придумал подобное, и, подхватив улику, вышел из комнаты. Я открыла балконную дверь, чтобы проветрить комнату.

Не могу уснуть. Решила написать что-то здесь, ведь работа утомляет.

Ничего не приходит на ум. Перед глазами этот дурацкий мяч. Ещё и картина эта за тканью.

Если подумать, то я давно не видела Зои Уиллер. Решила остаться в деревнях? Могу понять, но, если нам понадобится помощь? Надо было спросить профессора. Жаль, что я не вспомнила.

Наверное, это называется бессонницей. Я слышала, как хлопнула дверь у Беатрис.

Ощущение ужасное. Спать хочется, но у меня не получается. В аптечке снотворного не оказалось.

В коридоре, кажется, засмеялся ребенок. В такое-то время? Наверное, дите какой-нибудь горничной. То, что не сплю я одна, несколько успокаивает.

В ванне опять какой-то шум. В помещении ничего.

Гром в небе такой громкий, что от него включается сигнализация стоящих во дворе машин.

Ткань на портрете мне уже порядком надоела. Я её убрала.

С картины на меня смотрела герцогиня. Мальчика рядом с ней…не было.

Глава 13. Мальчик

Отражаясь в золотом зеркальном полу, кружась посреди огромного сверкающего зала, мы танцевали вальс. Облаченная в белоснежное бальное платье, я заворожено смотрела в удивительные красные глаза, в блеске которых была лишь убаюкивающая теплота. Его твердая и в то же время нежная рука чуть давила на талию, заставляя выгнуться к его статному телу и вынуждая расправить обнаженные плечи. Мы не сводили друг с друга взгляда, и он мягко улыбался, постоянно касаясь своей рукой моего безымянного пальца с темным фамильным перстнем. Окружившие нас люди утирали скопившиеся в уголках слезы радости, и громкие овации, наполнившие зал, заглушили и без того тихую, едва слышимую музыку. Мы остановились, и Вилфорд, чуть приоткрыв губы, плавно склонился к моей послушно выгнутой шее, оставляя на ней невесомый, раззадоривающий поцелуй. А затем, все вдруг исчезло. По белоснежному платью плыли яркие пятна капающей сверху крови, и, оказавшись вдруг перед зеркалом, я с затаенным в глазах ужасом смотрела на собственную шею, под кожей которой словно бы что-то медленно ползло. Громкий крик застрял комком в горле, и, когда ползущее нечто добралось до моих ключиц, я распахнула глаза…

— Я здесь… — произнес тихий хриплый голос, и я нехотя отпустила мужскую ладонь, которую так сильно сжимала. — Я здесь, — вновь прошептал Вилфорд, зарываясь носом в мои волосы и шумно втягивая их запах.

Я прижалась к его груди. Такой бледной и холодной, что я натянула на него одеяло, прикрывающее лишь узкие бедра. Тихо рассмеявшись, мужчина осторожно убрал мои волосы за ухо, чуть отстраняясь и вглядываясь в мои глаза.

Мне казалось, что чистой и искренней любви не существует. Простая привязанность, вызванная первоначальной симпатией, лишь даёт некую уверенность в том, что с этим человеком будет хорошо и спокойно. Я боялась настоящей любви. По словам тех, кто пережил это нашествие на сердечную систему, последствия гораздо страшнее, и мысль об одном лишь расставании выбрасывает в кровь столько кортизола, что хочется лишь плакать. Моё сердце билось быстро. Странная мысль о том, что более я не смогу жить без этого человека, заставляла меня жаться к нему всё сильнее. Было бы лучше, если бы все так и осталось на уровне симпатии. Но теперь же мне так хорошо, равно как и тяжело.

Уже вторую ночь мы проводим вместе. Я люблю Вилфорда так сильно, что не хочу расставаться с ним ни на минуту, а он, словно бы читая мои мысли, всегда улыбается, стоит мне лишь задуматься о нашем будущем. Оно кажется мне…неясным. Как назло, в голове всплывают статьи, в которых говорилось о том, как легко богатые и красивые мужчины меняют женщин. Но Вилфорд не похож на того, кто…

— Беатрис, — так же тихо произнес он, касаясь своим лбом моего, — я никогда тебя не брошу. Я…не могу без тебя, слышишь?

— Ты понял это всего за неделю? — грустно улыбнулась я, поднимая голову и плавясь под его красивым взглядом.

— За целую неделю, — ответил он, едва касаясь моих губ. Эти легкие, чуть ощущаемые поцелуи сводили с ума больше, чем те страстные и глубокие. И я верила, верила в эти чувства. Быть вместе навсегда — то, о чем я и не могу мечтать…

Он улыбался. Нависнув сверху, Вилфорд закусил мою нижнюю губу, спускаясь дорожкой из поцелуев всё ниже. Его горячее дыхание на шее, его язык, обводящий контур сосков, его пальцы, бегущие к низу живота, — моё тело реагировало столь остро, что приглушенные стоны срывались с уст без моего желания. Он нежно целовал каждый ненавистный мною синяк, говоря притом те слова, от которых возбуждение и смущение разливались внутри лишь больше. Как бы приторно это не прозвучало, но Вилфорд, очевидно, был умелым любовником, что, словно бы знал все точки, нажав на которые, всё тело горело от желания. Получает ли он столько же удовольствия, сколько ощущаю я? Вилфорд окутывает меня нежностью и лаской, но я хочу, чтобы он получил то же, что чувствую я. Едва его поцелуи коснулись внутренней стороны бедра, я села на постели, притягивая лицо мужчины к себе.

То, что я собиралась сделать, жгло мне щеки и вызывало внутренний протест, который я мгновенно гасила, вспоминая о том, что многим это, кажется, очень нравится. Я неопытна и не уверена в том, что сделаю всё так, как надо, но я готова сделать для Вилфорда то, на что, быть может, никогда бы не решилась. Уложив мужчину на спину, я, подобно ему, спустилась дорожкой поцелуев книзу, ловя на себе жадный и горячий взгляд. Он не сопротивлялся, не останавливал меня, и, когда я неуверенно обхватила рукой его возбужденный орган, мы оба замерли и будто бы даже не дышали. Приподнявшись на локтях, он лишь смотрел, и я, приоткрыв рот, положила головку на вытянутый язык. Я видела, как мышцы пресса Вилфорда напряглись, и, сжав кулаки вместе с простыней, он шумно прерывисто выдохнул. Наверное, не столь мои действия, сколь мой вид привели к этому мгновенному возбуждению, но на это я и рассчитывала.