— Милый, куда ты?
— По работе необходимо решить пару дел.
— Но я ведь уеду сегодня днем…
Застегивая ремень, он вдруг вздрогнул, а после замер, будто бы я исподтишка окатила его холодной водой. Он не знал? Быть не может…Вся наша группа покидает замок, и профессор был попросту обязан предупредить об этом того, кто всё это время был гостеприимным хозяином. Я почему-то почувствовала себя виноватой. И перед Вилфордом, что узнал об этом сейчас, и перед профессором, что, по-видимому, решил уехать секретно, оставив лишь письмо с благодарностью. Однако…
— Я знал, что уезжают другие, но я не знал, что вместе с ними уезжаешь ты, — строго и обвиняющее произнес Вилфорд, откладывая в сторону черную рубашку.
О чём ты? Само собой разумеется, что я уеду вместе со всеми. События последней недели напрямую коснулись меня, и я чуть не лишилась жизни. Это ведь так логично, что я желаю уехать…
— Профессор Бенджамин обязан вернуть всех, — на слове «всех» я несколько запнулась, — в аэропорт нашего города. Таков договор. Но после возвращения мы будем уже вольны поступать так, как хотим, — быстро добавила я, замечая на лице Вилфорда странное выражение. Такое холодное, такое отстраненное, будто бы только что я его предала…
— Ты не хочешь остаться здесь?
— Я…Хочу быть с тобой, — мягко улыбнулась я, подходя ближе, — но я не хочу быть с тобой в этом замке…
На его скулах вдруг заиграли желваки, и я, испугавшись ещё не выпущенной злобы, начала попросту тараторить:
— Прости, если это место тебе дорого, а я такое сказала…Просто здесь…Ну, я хочу сказать, что мне здесь не по себе. Словно кто-то постоянно следит и наблюдает, ещё призрак мальчика и этот флорист…
— Призрак мальчика?
— Да, мы решили, что видели Айзека Кроули…
— И что же он делал? — с какой-то предвкушающей и пугающей улыбкой, спросил Вилфорд. Я, неожиданно для самой себя, вдруг сделала шаг назад.
— Я видела его на пляже, и мы говорили, а ребята заметили его, когда он ходил за мной…
— Значит, даже он согласен…
— Послушай, Вилфорд, я очень люблю тебя. Но здесь мне страшно. Я хочу вернуться домой, чтобы успокоиться…
Он не ответил. Надел на себя рубашку, начав застегивать пуговицы. Я же, впиваясь взглядом в его спину, чувствовала вскипающую во мне злость. Ему всё равно? Говорит какую-то чушь, и совершенно не заботится о том, что чувствую я! Неужели все, что я представляла, оказалось ложью? Но мне казалось, что это была настоящая обоюдная любовь! А теперь, когда я говорю, что уезжаю, он просто пожимает плечами? Что ж, прекрасно! Ни слова больше не скажу. Уеду днем и даже на звонки отвечать не буду. Да, я уверенна, что уже дома буду сожалеть о своей поспешности, буду оплакивать первую любовь, но сейчас я просто в гневе! Вот и сиди в своем замке да картины рассматривай! Так даже проще, мне не придется ни перед кем объясняться.
Я резко развернулась на месте, и, злобно скинув на пол одеяло, отправилась в последний раз в эту ванну.
— Беатрис, — с некоторой усмешкой окликнул он меня, но я не обернулась. Вот только уже через секунду его крепкая рука больно схватила моё запястье. Он словно летает по комнате, а не ходит… — Ты ничего не поняла?
Я возмущенно вскинула брови, собираясь грубо ответить, но его лицо вдруг показалось мне безумным. С широко распахнутыми глазами, со странной неестественной улыбкой, склоненной набок головой…Теперь я уверенно могла назвать его глаза красными. Вот только как это возможно?
— Мы неразлучны, Беатрис.
— Как мы можем быть вместе, если ты меня даже не слушаешь?!
— Я всегда слушаю тебя, Беатрис. Ведь как можно не слушать своё сердце? Я сделаю всё, что ты пожелаешь, — возможно, эти слова могли бы показаться романтичными, но сейчас они отчего-то сильно пугали…
— Тогда дай мне вернуться домой!
— Глупая, я же сказал, мы неразлучны.
— Тогда поезжай вместе со мной!
— Зачем? В серый город, в потрепанную съемную квартирку, в однообразные будни, лишенные воспитания. Туда, где люди, словно свиньи, живут на телевидении, верят всему, что им говорят с экранов, и слепо следуют за массой, стесняясь самих себя. Туда, где ни у кого нет настоящий желаний, где ложь давно стала нормой, где каждый тупеет, зная, что всё он сможет найти в интернете. Туда ты зовешь меня, Беатрис?
Я замерла, совершенно не зная, что сказать. Правда, выплеснутая в лицо, заставила меня замолкнуть в бессилии.
— Я знаю о тебе всё, Беатрис. Каким ты была ребенком, чем увлекалась в школе, почему выбрала именно свой университет, что ты скрываешь от всех, даже от Джанет…
— Но откуда…
— И я люблю тебя, моя милая. Зависим от тебя, одержим тобой. Хочешь ли ты, чтобы у меня началась ломка без тебя? Знаешь ли ты, на что способны те, у кого ломка? Какая ты жестокая, Трис…Такая же бесчувственная, как я.
— Нет, не говори так…
— Твоё поведение, твои добрые дела, твой статус — всё это ты выстроила только потому, что тебе это выгодно. Вот только поможешь ли ты тогда, когда от этого тебе не будет пользы? Я знаю тебя, Беатрис. Ты не протянешь руки…
— Прекрати говорить столь ужасные вещи! — вскрикнула я, впервые понимая, что совершенно не имею оправдания. Откуда? Откуда он всё обо мне знает! Одно дело найти на меня информацию, другое же — покопаться внутри. Ничего не понимаю! Но то, как он это говорит, как преподносит, чуть ли восхищаясь моими отрицательными сторонами, не вызывает злобы, а вызывает страх. Мне почему-то очень страшно…
— Беатрис, ты никуда не поедешь.
— Что?..
— Я сказал: ты никуда не поедешь. Твоё место рядом со мной. Навсегда.
— Так и сказал?
— Так и сказал.
— Как в романах, где маньяк признается в любви своей жертве…
Я строго взглянула на Джанет через плечо. Только подобного сравнения мне сейчас не хватало для спокойствия. Сжимая в ладони ручку чемодана, я почти бегом направлялась к автобусу, надеясь уехать отсюда до тех пор, пока не вернется Вилфорд. Его безумные горящие глаза, его широкая улыбка, обнажающая странно длинные клыки, заставляли сердце стучать быстрее, заставляли без раздумий бежать вперед, даже не оглядываясь. Я не могу вот так просто отбросить свои собственные и настоящие чувства, и сейчас они, мешаясь с правдой, вызывали диссонанс.
Он искал информацию обо мне. И он нашел её, это очевидный факт. Не назвала бы это чем-то плохим, однако, подобная излишне подробная осведомленность не может не вызвать опасений. Зачем? Я могла бы всё рассказать ему сама…
Он не понимает преследующих меня страхов. Перед моими глазами был труп Зои Уиллер, я видела душащего меня флориста, видела записку со списком убитых герцогинь и…Вилфорд, ты считаешь это нормальным? Почему ты не мог сказать мне «Давай уедем в соседний город» или «Хорошо, езжай домой, все обдумай и возвращайся»? Почему ты не мог сказать мне хоть что-то ободряющее, что дало бы надежду на поистине вечную любовь между нами? Твоё место рядом со мной…Твои глаза были такими холодными, когда ты произносил это.
Я люблю тебя, Вилфорд, и наивно верю в то, что всё тобой произнесенное было понято мной не так, как ты думал. Именно поэтому мне стоит уйти сейчас. Без предупреждения и быстро. Мне очень страшно, и страх этот вызван чем-то, что мне не дано увидеть. Неужели, это ты, Вилфорд? Ты всегда спокоен в столь ужасном месте, чувствуешь себя в своей тарелке среди чертовщины…Мне не хочется слушать Марвина, но по мозгу упрямо бьёт одно и то же слово.
Вампир.
В автобусе мы ехали молча. Из двадцати нас осталось шестнадцать, и о судьбе троих так ничего известно и не было. Профессор всецело положился на местную полицию, тогда как Марвин продолжал упрямо твердить, что никто эту троицу не найдет. Я рада, что Агнесс уехала раньше, надеюсь, у неё всё хорошо.
Мне казалось, что я что-то забыла в замке, однако, что бы это ни было, я не вернусь. Если Вилфорд действительно меня любит, он позвонит и предложит альтернативу, если же он законченный эгоист, и думать нечего. Мне жаль, что приходится поступать подобным образом, я хотела поговорить с ним по душам, но…