Отчего же слёзы неустанно продолжают течь, едва я остаюсь одна? Никто не в силах запереть свою душу за стальную дверь. Даже в ней возникнет тонкая трещина, сквозь которую наружу изольется то настоящее, то давящее изнутри чувство, о котором хочется забыть. И вовсе я не счастлива…
Я снова вытираю щеки. Складываю на животе руки и вновь придаю себе благородный великодушный вид. Такой я быть и должна. Губы растягиваются в улыбке. Всё в порядке. Всё не так уж плохо…
За окном было 25-ое августа.
Часы с маятником словно в издевке показывали 13:26.
— Так, так, а теперь пройдите вот сюда…Посмотрите на эту картину из восемнадцатого века! Посмотрите, мне кажется, на лошади прорисован каждый мускул! Сама картина уже не раз подвергалась реставрации, но вот золотая рама, в которой она находится, сияет так же, как прежде. А теперь идемте сюда, — радостно говорил экскурсовод, открывая дверь в следующий зал. В собравшейся толпе послышались возгласы восхищения. Кто-то беззастенчиво присвистнул. — Все эти колонны, арки и лепнины поражают, не так ли?
— Жить тут, наверное, сказка, — завистливо выкрикнул молодой паренек, и многие с улыбками с ним согласились. Что ж, когда-то и мы были такими же наивными идиотами, что сами за все и поплатились…
— А это вы можете спросить у хозяйки замка, — экскурсовод обернулся, — о, миссис Кроули, а вот и вы.
К толпе навстречу неспешно шла молодая беременная женщина. Её золотые локоны свободно падали на спину, а лицо было таким красивым, что некоторые из мужчин позволили себе пошлые тихие «комплименты». Полагаю, что они погибнут уже этой ночью, ведь светловолосый мальчик, крепко сжимающий руку матери, бросил на комментаторов безжалостный странный взгляд. Он был похож на неё, и притягивал к себе взор, и лишь штаны с лямками и белоснежная рубашка заставляли меня вздрагивать при одной лишь мысли о том, кто на самом деле передо мной стоит. Мальчик так и льнул к матери, а та ласково приобнимала его за плечо.
— Поздравляю вас и вашего мужа со скорым пополнением, — радостно отозвался бледный экскурсовод, — кого ожидаете, позвольте спросить?
— У меня будет сестра, — гордо ответил мальчик, лучезарно улыбаясь.
— Надо же, Айзек, а я думал, что ты хотел брата.
— Главное, что будет рада мама.
Собравшаяся толпа преисполнилась умилением и уже было собиралась накинуться на миссис Кроули с вопросами, как экскурсовод вдруг поспешно увел всех в соседнюю комнату, что по совместительству являлась картинной галереей. Я помню в этом замке всё. И вернулась я сюда только ради неё.
Оставшись на месте, я, безусловно, привлекла к себе внимание. Спина сильно болела в пояснице, да и стоять было непросто. Последнее время без палки я никуда не выходила. Морщинистые руки крепко сжимали рукоять трости, и, встретившись взглядом с Беатрис, мои губы задрожали.
Её улыбка исчезла, и глаза широко раскрылись, наполнившись влагой. Всего лишь на жалкое мгновение. А после, она вновь спокойно улыбнулась, возвращая к себе удивительное самообладание. Верно, мне нечему удивляться, как-никак уж шестьдесят лет она та, кем на самом деле не является. Однако внутри неё бушевало пламя, ведь она поспешно схватилась за живот и ласково попросила сына подвинуть ей стул. Он мгновенно исполнил её просьбу, бросив на меня заинтересованный, но жестокий взгляд. Айзек лишь внешне ребенок…
Я с трудом устроилась напротив. Когда сажусь, в колени простреливает боль. Другое дело ты, Беатрис. Ты всё также молода и красива…
— Я так счастлива видеть тебя, Джанет, — спокойно произнесла она, но я знала, что говорил Беатрис искренне. Улыбка не сходила с её лица, и она быстро перебирала складки платья, что не осталось незамеченным ни мной, ни Айзеком. Он хмурился всё больше.
— Рада за тебя, — я кивнула в сторону её большого живота, — уже решили, как назовете?
— Вилфорд сказал, что хочет, чтобы девочке дала имя я. Я думаю назвать её Анмари´.
— Анмари´ Кроули? Красиво и необычно. Я всегда знала, что ты назовешь дочку интересно.
Беатрис тихо рассмеялась, но после опустила взгляд на мою левую руку, в которой я сжимала букет цветов.
— Это Агнесс. Спасибо, что рассказала мне, где она лежит…
— Как иначе, — улыбка на лице Трис стала грустной, и в выражении её лица проскользнула боль. Второй раз пользовалась она своим положением и упрашивала Вилфорда о встрече со мной, и второй раз рядом друг с другом мы чувствовали больше боли, чем радости. В прошлый раз я сказала Трис о своих мыслях, и она, улыбнувшись, ответила, что именно это и удерживает её настоящие мысли, не позволяя забыть, кто она на самом деле.
О Монике я не спрашивала. Я знала, что Габриэль избавился от неё пятьдесят лет назад, и что она сама поплатилась за своё…предательство? Сейчас Беатрис в положении, и я не желаю говорить о тех, кто погиб давным-давно в этот день. 1 июля.
— Как Марвин? — вновь улыбнулась Трис.
— Лежит в больнице. Опять проблемы с почками. С ним сейчас его дочь и внук.
На последнем слове пальцы Беатрис дрогнули.
— Моя мама не очень хорошо себя чувствует, — недовольно проговорил Айзек, — ей нужно поспать. Вы сможете поговорить ещё вечером.
Маленький и агрессивный цербер. Наверное, ты рад, что смог получить столько чистой материнской любви. Что бы ни чувствовала Беатрис, своих детей она никогда не оставит. Она медленно поднялась с кресла, и мы договорились увидеться позднее. Я грустно посмотрела ей вслед.
Благодаря Беатрис мы с Марвином прожили долгую и счастливую жизнь. Каждый из нас обрел любовь, родил детей и уже воспитывал внуков. Мы повидали много стран, были вольны и свободны, и…А как прожила эту жизнь ты, Беатрис? Я не смогла помочь тебе, у меня не было сил, чтобы сделать хоть что-то, и все наши с Марвином попытки лишь провалились.
Из картинной галереи послышались болезненные крики. Что-то ударилось о стену. Вот как…В наше время вампиры были терпеливее и ждали до вечера.
Вилфорд вышел к тебе навстречу, и ты благодарно облокотилась на его руку. Он трепетно поцеловал тебя в висок. Настоящая идиллия. Наверное, лишь мне известно, что чувствуешь ты сейчас, что чувствовала ты тогда, и что будешь чувствовать всю жизнь. Ты умираешь изнутри, а на твоём лице теплая улыбка. Прости меня, Беатрис. Я сохраню твои мечты, о которых более никто не знает. Я не расскажу никому о том, что ты хотела жить в северном городке, в большой светлой квартире, что желала после работы заниматься верховой ездой, а после кушать рамен в аккуратной забегаловке. Но даже этого тебя лишили, ведь тебя ограждают от всего, что может быть потенциально опасно. Лошадь непредсказуема, в забегаловках могут подать что-то некачественное…Из моих глаз текут слезы, и я могу позволить себе поплакать. Мне больно смотреть на то, как тебя обрекли на пожизненные муки, но ещё больнее мне понимать то, что уже завтра я отправлюсь домой. Навещу Марвина, куплю сладостей и отправлюсь к трём внукам, чтобы вместе с ними пойти в парк аттракционов. Наверное, после я посмотрю любимый фильм, а потом вдруг решу достать альбом с немногочисленными фотографиями нашей группы, отправившейся когда-то в замок для опыта. Думаю, я опять смогу позволить себе поплакать. А ты останешься здесь…В дорогой и холодной клетке, в которой всегда нужно улыбаться и в которой ты тоже никому не можешь помочь.