Единственное, что кажется мне странным в этом красивом месте, это его работники. Нет, они вежливы и учтивы настолько, что от их манеры речи и поведения веет той покорностью, что была присуща слугам в давние времена. Но отчего они столь бледны? Их кожа настолько светлая, что сравнима с мраморными ступенями, ведущими на разные этажи. Все они выглядят несколько…болезненно. Очень худы, но при том приятны и даже будто аристократичны. Я следила за горничной, и отметила, как быстро она ходит. Среди скороходов она бы непременно получила первое место. Впрочем, все можно сослать на особенности влияние климата на организм. Все, кроме быстрой ходьбы, это уж заслуга личного физического развития.
Джанет (это подруга Беатрис) сказала, что после обеда проколола палец иголкой, когда пыталась зашить дырку в джинсах. Горничная, увидев кровь, тут же вышла из комнаты. Видимо, боится её внешнего вида. Могу понять, я тоже не люблю смотреть на кровь.
Ещё по всему дому висит различное оружие. Я впервые вживую увидела арбалет и секиру, что были, прошу заметить, остро заточены. Разве это не опасно? Если кто-то решит почувствовать себя рыцарем? Я знаю, о чем говорю, ведь сегодня парень по имени Арчибальд предлагал двум другим юношам выпить в его комнате и отметить приезд. Кто знает, что они могут придумать в таком непристойном состоянии.
Я очень хочу посетить местные деревни, но пока профессор попросил нас ознакомиться с историей замка и провести в нем, никуда не выходя, два дня. Думаю, скоро они начнут выдумывать разные пугающие истории, чтобы повлиять на нас. Интересно, кто сдастся первым? Уж точно не я.
Получилось довольно много для первого дня. Нам разрешили вечером погулять по территории замка, и я очень хочу посмотреть конюшни. Поэтому на сегодня я ставлю точку.
Глава 6. Махаон и тарантул
Едва на улице начало смеркаться, я вышла на дворцовую площадь, окруженную вечерним благоуханием роз. После ужина Джанет решила выспаться в своей комнате, сославшись на усталость, а Арчи устроил небольшой праздник, гостьей на котором я быть не захотела, вспомнив о нашей последней встрече. Другая же немногочисленная группа, в том числе и моя новая знакомая Агнесс, направилась по дороге, ведущей в сторону конюшен, со стороны которых редко можно было услышать ржание лошадей. Стоящие в тех стойлах скакуны, по словам дворецкого, были чистокровными и оттого дорогими, а потому и я желала посмотреть на них хотя бы одним глазком, однако, сейчас, когда всю тьму отгоняют висящие на стенах маленькие фонари, когда над ровно постриженным газоном летают светлячки, не хотелось запирать себя в четырех стенах.
Повернувшись в противоположную сторону, я с сомнением взглянула на мрачную часовню, ветер в которой, проходя сквозь дыру в крыше, издавал гудящий и отталкивающий звук. Фонари на этих стенах были разбиты, а их стальная основа будто бы выгнута кем-то в непосильной злобе, что ныне была прикрыта разросшимся плющом. Узкая тропа позади часовни показалась мне вычищенной и ухоженной, и потому я неспешно отправилась по ней в сторону, где шелестел сад из вишен и виноградных лоз. В его центре, завершая ход тропы, находилась стеклянная оранжерея, в которой ничего нельзя было разглядеть из-за покрывающей её изнутри зелени, и, увидев внутри горящий свет, я осторожно открыла дверь.
Под куполообразным сводом журчал маленький фонтан в окружении тропических цветов и карликовых декоративных деревьев. Бело-розовые канны, хрупкие сиреневые орхидеи и раскрывшиеся под ними яркие газани, чередующиеся с ликорисами, — всё это цветущее разнообразие было окружено стаями синих махаонов и изумрудными палинурами, что плавно перелетали с одного места на другое. Быстро сообразив, что дверь за собой следует закрыть, я неуверенно прошла вперед, думая о том, можно ли мне находиться в подобном месте — не припомню, чтобы нам рассказывали об оранжерее с бабочками.
У фонтанчика, изображающего печальную девушку с кувшином, стояла обтянутая бархатом софа с низким стеклянным столиком, на котором покоился чайный сервиз. Заметив, что от одной из кружек идет пар, я обернулась, но увидела лишь редкие растения и тонкие стволы деревьев. Полагаю, мне всё же следует вернуться на площадь и присоединиться к тем, кто решил осмотреть конюшни.
Возвращаясь к двери, я заметила трепыхающуюся бабочку, коварно попавшуюся в незаметную паутину у корней апельсинового деревца. Наклонившись, чтобы не задеть головой ветви, я присела на корточки перед махаоном, замечая быстро ползущего по коре паука. Аккуратно поддев тело бабочки пальцем, я потянула его на себя, разрывая паутину и возвращая махаону прежнюю свободу, пускай мгновенно взлетать в воздух он и не собирался. Оставшись сидеть на моем пальце, махаон красиво покачивал крыльями, отчего их цвет переливался от насыщенного синего к яркому лазурному — что ж, достойная благодарность за спасение
— Почему вы сделали это? — вдруг спросил меня бархатный голос, и от неожиданности я подскочила на ноги, ударившись головой о ветку. Махаон взлетел к порхающей стайке, и я быстро обернулась, потирая ушибленную макушку и коря себя за чрезмерное любопытство.
Губы мужчины, что стоял передо мной, даже не скривились в доброй усмешке после увиденного, и его внимательный и строгий взгляд требовал от меня ответа на прозвучавший вопрос, на который сразу ответить я не смогла. Нет, удар о ветку был не сильным, да и испуг от внезапности прошел за считанные секунды, но всё же я вдруг обнаружила себя за простым и не очень вежливым разглядыванием незнакомого мне человека. Он был высок и имел хорошее телосложение, подчеркнутое изысканным, пускай и несколько старомодным стилем. Длинный темный плащ, накинутый на плечи, открывал взору строгую, стянутую в вороте синим галстуком, черную рубашку, заправленную в прямые узкие брюки такого же мрачного цвета.
— Мне стало её жаль, — интонация вышла виноватой, но под столь серьезным взором, требующим ответа на странный вопрос, я не могла сказать иначе.
— Почему же вам не стало жаль паука? — продолжил разговор незнакомец, и только сейчас я увидела, насколько острыми и правильными были черты его лица. Возможно, именно они придавали мужчине очевидную красоту, но, быть может, черные волнистые волосы, идущие от прямого пробора до кадыка, придавали его внешности роскошь, идя вразрез с белоснежной кожей. — Вы лишили его пищи.
— Жизнь паука исчисляется годами, в то время как жизнь бабочек — месяцами. Прекратить и без того короткий срок вот так, — я кивнула в сторону паутины, — грустно, как по мне.
— Но если это был последний шанс для паука выжить, и без этой еды он погибнет?
Этот вопрос показался мне настолько несуразным, что стеснение перед красивым мужчиной мгновенно исчезло, и я недовольно нахмурилась, находя в себе силы ответить грубо. Но я не могу позволить эмоциям взять над собой верх, ведь я совсем не знаю, что за человек стоит сейчас рядом со мной.