— Или ее, — повторил Граф Олаф, с любопытством поглядев на Эсме. — Так, есть вопросы или можно начинать?
— Почему именно вы достаете бумажку с именем? — поинтересовался прыщавый мужчина.
— Потому что идея всего представления принадлежит мне, — ответил Граф Олаф.
— У меня вопрос, — сказала женщина с пестрыми волосами. — А это законно?
— Да не порти ты удовольствия, — остановил ее муж. — Ты же хотела сюда прийти и посмотреть, как львы будут есть людей, вот я и взял тебя с собой. Коли собираешься задавать всякие умные вопросы, лучше иди и жди меня в машине.
— Пожалуйста, продолжайте, ваше сиятельство, — проговорила репортерша из «Дейли пунктилио».
— И продолжаю, — отозвался Граф Олаф и еще раз хлестнул львов, прежде чем запустить руку в деревянный ящик. Взглянув с жестокой улыбкой на детей и их коллег, он долго шарил в ящике, пока наконец не вытащил записку, сложенную в несколько раз. Зрители подались вперед, чтобы лучше видеть, а Бодлеры вытянули шеи, чтобы смотреть поверх голов взрослых. Однако Граф Олаф не сразу развернул бумажку. Вместо того он поднял ее как можно выше и одарил публику широкой улыбкой.
— Я буду разворачивать бумажки очень медленно, — объявил он, — чтобы продлить напряженное ожидание.
— Как мудро! — восхитилась репортерша, в возбуждении громко щелкая жвачкой. — Так и вижу заголовок: «Граф Олаф усиливает остроту ожидания».
— Я научился овладевать вниманием зрителей за долгое время моей знаменитой актерской карьеры. — Граф Олаф улыбнулся репортерше, все еще держа кверху записку. — Не забудьте написать об этом.
— Непременно, — задыхаясь, пообещала она и поднесла микрофон к его губам.
— Леди и джентльмены, — вскричал Граф Олаф, — я отворачиваю первую складку!
— Ух ты! — закричало несколько голосов. — Первая складка! Ур-ра!
— Остается пять складок, — объявил Олаф. — Еще пять — и мы узнаем которого урода бросят львам!
— Я так волнуюсь! — воскликнул муж-чина с крашеными волосами.-Сейчас я упаду в обморок!
— Смотри не упади в яму, — отозвалась жена.
— Я отворачиваю вторую складку! — объявил Граф Олаф. — Остается всего четыре!
Львы нетерпеливо зарычали, как будто им надоела эта возня с бумажками, но тол-па приветствовала усиление напряжения и, не обращая внимания на зверей, не спускала глаз с Графа Олафа, который рассылал вокруг улыбки и воздушные поцелуи.
Бодлеры перестали смотреть через головы зрителей на Олафа, который проделывал свои трюки, что означает здесь «усиливал напряженное ожидание, медленно развертывая записку, на которой было на-писано имя того, кому предстояло спрыгнуть в яму со львами». Они воспользовались тем, что никто на них не смотрит, и подошли друг к другу как можно ближе, чтобы никто не подслушал их разговоров.
— Как ты думаешь — могли бы мы прокрасться на другую сторону ямы, где тележки? — спросил Клаус.
— Думаю, тут слишком много народу, — ответила Вайолет. — А вот нельзя ли сделать так, чтобы львы никого не загрызли?
— Нет, уж очень они голодные. — Клаус, прищурившись, заглянул в яму на рычащих животных. — Я прочел книгу про крупных хищников из семейства кошачьих, там говорилось, что если они проголодались, то съедят кого угодно.
— А больше ты там ничего полезного для нас не вычитал?
— Пожалуй, нет. А ты можешь изобрести еще что-нибудь полезное из приводного ремня?
— Боюсь, что нет, — ответила Вайолет упавшим от страха голосом.
— Дежа вю, — шепнула Солнышко, глядя вверх на старших брата и сестру. Она хотела сказать нечто вроде «Должны же мы придумать хоть что-нибудь для своего спасения. Нам не раз удавалось спастись от кровожадной толпы».
— Солнышко права, — сказал Клаус. — Когда мы находились в кошмарной клинике, нам удалось обмануть толпу и оттянуть операцию, которую задумал сделать тебе Олаф.
— А когда мы жили в Городе Почитателей Ворон, — подхватила Вайолет, — мы узнали кое-что о психологии толпы. Это стало возможным благодаря тому, что жители жутко возбудились и перестали соображать. Но что мы можем сделать с этой толпой? Как быть сейчас?
— То же, — пробормотала Солнышко и заворчала на тот случай, если их подслушивают.
— Я снова развертываю записку, — радостно прокричал Граф Олаф.
Ну и вероятно, не требуется повторять, что он еще раз предупредил об оставшихся трех складках или что толпа снова приветствовала его криками, как будто он сделал что-то очень смелое или благородное. Мне, вероятно, не требуется сообщать вам, что он объявлял о последующих трех складках с таким торжеством, будто это были невесть какие волнующие события, или что толпа каждый раз кричала «ура!», с нетерпением ожидая агрессивных действий и неряшливой манеры есть. И мне, вероятно, не надо даже и говорить, что именно было написано на бумажке: если вы дочитали эту злополучную книгу до этого места, то, значит, хорошо знакомы с Бодлерами и уже знаете, каково их уродское везение. Люди с нормальным везением прибыли бы на Карнавал с комфортом, например в двухэтажном автобусе или на слоне, и скорее всего получили бы массу удовольствия от карнавальных развлечений, и к концу пребывания там были бы довольны и счастливы. Но Бодлеры-то прибыли на Карнавал Калигари в багажнике автомобиля, вынуждены были надеть неудобные маскарадные костюмы, принять участие в унизительном представлении, поставили себя в опасные условия и, в полном соответствии с их уродским везением, даже не выяснили того, что хотели узнать. Так что вае, вероятно, не удивит, когда вы услышите, что на бумажке не стояло ни имени Хьюго, написанного рукой Графа Олафа, ни имени Колетт, ни Кевина, который нервно сжимал обе свои равноумелые руки, пока Олаф разворачивал последнюю складку. И вас не удивит, что, когда Граф Олаф объявил имя на записке, глаза всех присутствующих обратились на замаскированных детей. Но если вас и не удивит сообщение Графа Олафа, то, наверное, все-таки удивит заявление одного из детей сразу после этого.
— Леди и джентльмены! — провозгласил Граф Олаф. — Сегодня львам будет брошен двухголовый урод Беверли-Эллиот.
— Леди и джентльмены, — провозгласила Вайолет Бодлер, — мы в восторге от того, что выбор пал на нас!
Глава одиннадцатая
Я знаю еще одного писателя, которого многие считают, как и меня, умершим. Имя его — Уильям Шекспир, и писал он пьесы четырех родов: комедии, любовные пьесы, исторические пьесы и трагедии. В комедиях персонажи, естественно, много шутят и налетают на разные предметы. В любовных пьесах люди влюбляются и даже порой женятся. В исторических пересказываются события, происходившие в действительности, как и у меня в повести о бодлеровских си-ротах. В трагедиях же обычно сперва все идет вполне благополучно, но постепенно обстоятельства ухудшаются, и под конец всех персонажей либо убивают, либо ранят, либо причиняют им те или иные неприятности. Смотреть трагедии вообще не слишком весело, — как из зала, так и находясь на сцене. Но из всех шекспировских трагедий наименьшее веселье доставляет «Король Лир», где рассказывается о короле, который сходит с ума, и о дочерях, которые в это время замышляют убить друг друга, а также некоторых других людей, действующих им на нервы. В конце пьесы один из шекспировских персонажей говорит: «…доживем мы до того, что люди станут пожирать друг друга, как чудища морские», иными словами: «Как печально, что люди кончают тем, что нападают друг на друга, как будто они свирепые морские чудовища». И когда со сцены звучат эти горькие слова, зрители частенько плачут, или вздыхают, или дают себе обещание в следующий раз пойти на комедию.
С огорчением должен поведать, что история бодлеровских сирот достигла той точки, когда уместно воспользоваться удручающей шекспировской фразой, чтобы описать, как чувствовали себя бодлеровские си-роты, обращаясь к толпе, собравшейся на краю ямы со львами, и пытаясь продлить историю своих приключений, не превратив ее в трагедию, хотя все вокруг, казалось, жаждали напасть друг на друга. Граф Олаф и его сообщники жаждали видеть, как Вайолет и Клаус спрыгнут вниз, где их ожидала смерть от съедения, для того чтобы популярность Карнавала Калигари выросла и Мадам Лулу продолжала бы предсказывать Графу Олафу судьбу. Эсме Скволор жаждала, чтобы в яму столкнули Мадам Лулу, а тогда все внимание Олафа досталось бы только ей одной. А бодлеровские коллеги готовы были помочь Эсме в ее замыслах, так как жаждали присоединиться к олафовской труппе. Репортерша из «Дейли пунктилио» и публика жаждали видеть агрессивное поведение и неряшливую манеру есть, чтобы посещение Карнавала не прошло зря. Львы же, которых били хлыстом и морили голодом, жаждали пищи.