— Господи, виновен яз. Простишь ли грехи мои?
Призвал иерея Анастаса, грозно спросил:
— Не укрылось от меня, что ты с боярами-кромешниками заодно был?
— Не повинен я, владыка.
— Тогда почто, согласия моего не испросив, за Святополком послал?
— Владыка, с вечера великий князь намерился призвать Святополка.
— То при жизни. За Борисом почто не послал? Ждал, нечестивец, покуда Святополк великим князем назовется?
— И в помыслах не держал такого, владыка!
— Но делами! — возвысил голос Иоанн.
— Готов ответ перед Господом нести, святый владыка.
Ударил митрополит посохом о пол:
— Епитимию наложу на тя, Анастас, иди, молись!
Удалился иерей, а Иоанн опустился на колени перед образами, бескровные губы зашептали слова молитвы, отбивал поклоны. Наконец с помощью чернеца поднялся, напялил митрополичий клобук, вышел во двор. День к вечеру клонился, и закатные лучи играли на позолоченных крестах. Посмотрел митрополит на церковь, помянул добрым словом Владимира, построившего ее, и, опираясь на посох, направился к княжескому дворцу.
Поднимался по ступеням медленно, на крыльце чуть замешкался. У поварни заметил старого тиуна Авдея. Тот, увидев митрополита, низко поклонился. Гридин у коновязи чистил лошадь, в дальнем углу дворовый парнишка гонял голубей. Все, как и при жизни великого князя Владимира, подумал Иоанн, только в палатах иной хозяин.
Святополка застал одного, был он возбужден, вышагивал по палате, потирал руки. Приходу митрополита удивился:
— Не ожидал, владыка.
Остановился, вперился взглядом в Иоанна:
— Стряслось ли чего?
— Грех чую яз.
— Но может ли владыка быть грешником?
— И владыка — человек.
— Святой отец, в чем же твой грех?
— Благословил я тя без ряды с братьями твоими, не по праву.
Святополк насупился:
— С братьями мы уговоримся, а ты владыка всей Церкви, те и благословлять. Братьям обид чинить не стану. Бориса в Ростов пошлю и земель ему прирежу. Меня же на великое княжение ты, владыка, благословил по праву, ибо стол киевский по старшинству переходит.
Прошелся по палате и снова остановился:
— Еще ведомо мне, попы православные опасаются, что я латинянам путь на Русь укажу, веру их приемлю. Нет, святой отец, я — великий князь Киевской Руси и жить стану, как жил князь Владимир Святославович.
Ночь тихая, безлунная. За стенками шатра слышно, как хрумкают зерно кони на привязи, стрекочут кузнечики да перекликаются дозоры. Спит лагерь, только Борису не до сна.
Вечером они с Георгием шли берегом Альты, гридни поили лошадей, купались, и ничто не предвещало беды.
— Княже, — спросил гридин, — возьмешь ты ты меня в Ростов?
— Ужли ты в том сомнение держишь?
Шатер стоял у самой дубравы, и когда набегал ветер, слышалось, как шелестит листва, скрипит усохшее дерево. Борису казалось, дерево плачет. Княжич лежал и думал о случившемся. Напомнил Георгий о Ростове, и Борису так захотелось покинуть Киев, отправиться на княжение вместе с Росинкой.
У входа в шатер посапывал Георгий. Полог откинул, но звезд не видно, небо в тучах. Поздним вечером нагрянули в лагерь Путша с вышгородцами. Бояре с сотниками разговоры вели, а Путша к Борису заходил, во хмелю бахвалился, он-де первый боярин у великого князя Святополка.
Снова, в коий раз Борис отца вспомнил. Иерей Анастас последний, с кем разговаривал великий князь. Княжич знает, отчего отец часто уединялся с иереем. С ним он вспоминал то далекое время, когда привезли ему Анну…
Неожиданно почудилось, кто-то бродит у шатра. Приподнял голову. Но нет. Сел, протянул руку к налою, где лежало Евангелие. Тут дозорный голос подал. Ему Путша откликнулся. У Бориса мысль мелькнула: что надобно боярину в такую пору?..
Путша был не один. К самому шатру подъехали, с коней соскочили, в шатер ворвались. Кто-то из них на Георгия наскочил. Гридин за меч ухватился, но его тут же копьем пронзили. И толпа двинулась на Бориса. Он узнал их. С Путшей Еловит с Тальцем да Лешко, лях приблудный. Подступали медленно. Борис догадался, они смерти его ищут. Только и спросил:
— Ужли Святополку жизнь моя понадобилась?
— Нет, мы по своей воле! — Лешко придурковато рассмеялся.
Борис к мечу рванулся, но Лешко опередил, копье метнул…
Добивали мечами…
Наконец остановились. Путша носком сапога перевернул княжича.
— Не дышит. В ковер заверните и к Днепру, там ладья дожидается.