Пока отроки вытряхивали кошель и ставили корзины с рыбой на телегу, гридин принялся варить уху, а Глеб, сняв порты, развесил их на солнце.
— Княже, ну как девки наскочат? — посмеивались отроки.
Глеб обвязался полотенцем:
— Застращали!
Бойкий отрок засмеялся:
— Был бы я князем, не жалел бы девок-холопок.
Смутился Глеб, решив, что гридин на Василиску намекает. От костра высокий гридин зашумел:
— Умолкните, ино стригунки-жеребята взыграли!.
Потом ели уху, пекли на угольях раков, рассказывали всякие были и небыли…
Выбравшись на поляну, Глеб соскочил с седла, набросил повод на сук. Дверь открыта, и князь, пригнувшись под притолокой, вошел в избу. Старая знахарка сидела на том же месте, что и прошлым летом.
— Здравствуй, бабушка, — сказал князь, — я привез тебе мед пахучий и хлебушек теплый.
Дорофея встрепенулась:
— Твой ли я голос слышу, князь Глеб? Порадовал старуху. Думала, забыл меня.
— Как мог, бабушка.
— Подойди ко мне, князь Глеб. Наклонись.
Она провела ладонью по его лицу и опечалилась:
— Кровь сопровождает тебя, князь Глеб. Ты собираешься в дорогу?
— Нет, бабушка, — удивился Глеб.
— Тогда остерегайся того, кто рядом с тобой.
Она прикрыла глаза, чуть повела рукой, и Глеб подумал, что Дорофея просит его удалиться.
По сонному, еще не пробудившемуся Новгороду, нарушая предутреннюю тишину, проскакал верхоконный гридин. У ворот тысяцкого Гюряты осадил коня, спрыгнул наземь и забарабанил в ворота:
— Заснул небось, открывай!
— Не горлань, вишь, отворяю!
— У себя ли тысяцкий?
— А куда ему подеваться.
Гюрята вышел из хором босой, в одной исподней рубахе и портах, спросил, зевая:
— Пошто всколготился?
Гридин снял шапку, ответил:
— Князем Ярославом послан я. Желает он с городским людом говорить. Велел передать.
— Сказываешь, князь с людом речь вести намерился?
— С тем в Новгород направил.
— В таком разе завтра быть вечу, так и скажи князю Ярославу…
Утром следующего дня, будоража люд, загудел вечевой колокол. И тут же на всех четырех концах его подхватили сохранившиеся еще со старины кожаные била. Колокол и била гудели размеренно и величаво.
Народ новгородский суетной спешил на вече. Кое-кто из мастеровых как были в кожаных кафтанах, так, не переодеваясь, побросав ремесла, торопились к детинцу.
Выстукивая резным посохом, задрав козлиную бороду, шел боярин Парамон. У обгонявшего его старосты Неревского конца спросил:
— Почто скликают?
Тот ответил на ходу:
— Там узнаешь.
Боярин проворчал:
— Эко непочтителен, порода ушкуйская.
Площадь у детинца запружена людом, со всего Новгорода сошлись, и каждому концу свое место определено: Неревский рядом с Людиным, далее в обхват помосту Словенский и Плотницкий. Впереди концов кончанские старосты. Они законы знают, как порешат, так тому и быть.
Рядом со старостами к помосту бояре льнут. Тут же неподалеку особняком держатся торговые гости.
Мастеровой люд не слишком разговорчивый и любопытства мало проявляет. К чему раньше времени свару заводить, страсти накалять. Еще успеется. А то может и до кулаков дойти. Тогда мастеровой люд свое скажет. Стоят, переминаются с ноги на ногу, нечего шуметь да судачить, не бабы на торгу. Дело предстоит важное, народа касаемое, ино зачем же созвали.
На помост-степень взошел, прихрамывая, князь Ярослав в греческом кафтане синего сукна, расшитом золотыми нитями, в высокой шапке с соболиной тульей и красных сафьяновых сапогах. Следом за князем тысяцкий Гюрята. Затих народ. Скинул Ярослав шапку, поклонился на все четыре стороны:
— Люд новгородский, бью челом тебе! Не хочу зла держать на тебя, а такоже вы не держите на меня. Вы побили свевов, они вас — и на том квиты, ибо мстил муж за мужа…
Молчит вече, не перебивает оратора. А он продолжал:
— Ныне час настал трудный, и как вы порешите, с тем я и соглашусь.
Из толпы выкрикнули:
— Кабы не трудность, не поклонился бы!
— Замолкни, горлопан! — оборвали крикуна.
— Говори, князь Ярослав, что за беда стряслась!
— Сказывай!
— Горе великое. Умер отец мой, князь Владимир. Князь Святополк хитростью завладел киевским столом, убил брата моего Бориса, со мной и остальными братьями замыслил такое же сотворить…
Ярослав отер рукавом лоб, повел по толпе вопрошающим взглядом и тут же продолжил:
— Пришел я к вам совет держать. Коли скажете: «Не люб ты нам!» — уйду из города. Не захотите прогнать, то встаньте на мою защиту!