– Почти сразу. Раз ее привел, другой, а потом она жить с ним стала. Сама приходила, сама уходила.
– А куда уходила?
– На работу, наверное… Сначала пешком, к остановке шла, а потом у нее машина появилась.
– Машина?
– Да, небольшая такая машина, на таких женщинах обычно ездят. Красного цвета, красивая.
– А номер машины вы случайно не записали?
– Да нет, она сначала без номеров стояла, а потом Ася с номерами приехала. Номера я видела, но не запомнила. Потом, думаю, надо бы записать. – Лилия Матвеевна нервно забарабанила пальцами по столешнице, накрытой клетчатой клеенкой. – Она же мне фамилию не сказала, думаю, хоть номера запишу. Хотела записать, но не успела. Пропала куда-то Ася. И он пропал, и она… А почему вы про них спрашиваете? – спохватилась женщина. – Случилось что?
– Случилось. Убили вашего жильца. И, возможно, к его убийству причастна его сожительница.
– Как же так! – всплеснула руками консьержка.
– Да вот так… Скажите, Сошников только с Асей своей жил? Или еще кто-то был?
– Нет, не было никого больше… Я бы знала…
– Может, кто-то приходил к ним?
– Не знаю, не видела. А вы у Веры Ильиничны спросите, она по соседству живет, может быть, она вам что-нибудь скажет?
– Мне бы еще и квартиру посмотреть, где Сошников жил.
Потерпевший был без документов, зато имел при себе ключи от квартиры. Надо было звонить Шульгину, чтобы он подъехал к дому вместе с ключами. И еще неплохо было бы постановление на обыск организовать.
Глава 5
Початая бутылка коньяка на столе – без пробки, которую обычно вставляют в горлышко, чтобы спирт не испарился. Нет, пробка рядом лежит, значит, Сошников уходил ненадолго. Сервелат нарезанный на столе – кружочки подсохшие, заветренные, та же ситуация и с кусочками сыра. Три тарелки – две с объедками, а одна совершенно чистая – возможно, ее поставили перед гостем, который пришел ненадолго и вовсе не для того, чтобы составить компанию за столом. Окно выходило на южную сторону, поэтому солнце хорошо прогревало кухню, и немудрено, что брошенные на столе продукты пропали, стали дурно пахнуть. Впрочем, уж лучше такой запах терпеть, чем задыхаться от смрада разлагающегося трупа. А обстановка в единственной комнате такая, что Илья не удивился бы, если обнаружил там покойника.
Диван разобран, но постель сорвана, сброшена на пол, кресло перевернуто, торшер также в горизонтальном положении, осколки лампочки мелким бисером рассыпаны по полу, телевизор на тумбочке стоит непрочно, одним боком свисая над пропастью – видно, его толкнули, причем рукой, испачканной кровью. Темно-красные капли растянулись по серому паласу ходовыми кружками для фишек из настольной игры.
– Да здесь драка была, – сказал Шульгин. – Нос кому-то разбили.
– Вопрос, кто и кому? – спросил у самого себя Илья.
– А кому губу разбили? Фингал кому поставили?.. Сошникова здесь обижали.
– Не думаю, что это была Ася, – сказал Романов, поднимая с пола черный бюстгальтер.
Видно, его перебросили через подлокотник кресла, после чего он упал – то ли сам по себе сполз, то ли его скинули.
Илья усмехнулся себе под нос, рассматривая лифчик, и это не укрылось от внимания Шульгина:
– Ты чего?
– Да вспомнил, как в армии берцы метили, я фамилию свою написал. С девчонкой одной с голодухи познакомился, ну, то, се. А она страшная, ей замуж охота. Она разговор про замужество завела, я сбежал, так она на следующий день ко мне в часть заявилась, здесь, говорит, мой жених служит, сержант Романов. А как она фамилию мою узнала? А на берцах моя фамилия была…
– Смешно. А бюстгальтер здесь при чем?
– А при том, что Ася его не пометила. Потому что не принято на лифчиках фамилию писать. А жаль.
– Зато размер груди можно вычислить. Какой там размер?
– Третий примерно…
– Тоже ничего… Что еще из ее вещей здесь имеется? – глядя на открытую створку шкафа, спросил Шульгин.
А вещи здесь были – на трюмо помадный тюбик, пудра, флакон с духами, дезодорант, расческа, в прихожей тапочки, в шкафу спортивный костюм, кофточка, платье, кое-что из женского белья… Видно, что женщина перебралась сюда ненадолго, не насовсем. Возможно, здесь, в Битово, у нее была своя квартира, где она хранила большую часть вещей.
Илья открыл дверь, вышел в межквартирный коридор и нажал на клавишу соседнего звонка. Ждать пришлось недолго. Дверь открыла средних лет женщина с треугольным лицом и пышной курчавой шевелюрой. Волосы эти белые, как седина, пушистые, воздушные, поэтому казалось, что на голове у этой женщины вырос одуванчик. Илья вдруг поймал себя на мысли, что хочет дунуть на прическу, чтобы она разлетелась на бесконечное множество маленьких парашютиков.