– Чарли Дэниелс.
Мое имя слетает с его губ с сексуальным подтекстом, а его улыбка становится шире.
– Как ты, черт возьми, дела, Чарли?
– Так вы знаете друг друга? – спрашивает Девин.
Я машу головой, чтобы очистить разум, но глаза не отрываются от Габриэля.
– Да, мы знакомы, – говорю хладнокровно.
Мы с Габриэлем просто продолжаем смотреть друг на друга. Девин же прочищает горло.
– Я... Пойду займу столик, – бросает Девин и оставляет нас одних.
Улыбка Габриэля дрогнула. Мужчина хватает меня за руку и тащит по коридору. Затянув в комнату, захлопывает за собой дверь.
– Я так и знал! Я подозревал, когда встретил Девина, но сейчас все встало на свои места, – чеканит он, повернувшись ко мне.
Он приближается, но я делаю шаг назад и натыкаюсь на стену.
– Тебе нужно кое-что объяснить Шарлотта, – говорит он, понизив голос.
– Значит, знал, да? Что, собирался устроить мне сюрприз? – повышаю голос и толкаю его в грудь.
Он не двигается, и я делаю глубокий вдох.
– Чем больше он говорил, тем больше я переставал сомневаться. Он из того же маленького городка, левша, у него мои глаза, отношение к жизни, а еще он тоже близнец и мать Девина Джона Дэниелса должна была учиться в Универстите штана Луизианы, – выплевывает он.
– Поздравляю, Шерлок, ты разгадал тайну века! – говорю с сарказмом. – А теперь пусти меня, чтобы я могла провести время с сыном.
Я пытаюсь снова протиснуться мимо него, но он прижимает меня к стене. Место нашего контакта мгновенно воспламеняется. Мое тело сразу оживает, словно не проходило столько лет. Оно тянется к Габриэлю, как было раньше.
Всякий раз, когда мы находились рядом, мы обязательно должны были касаться друг друга. Будто нашим телам нужен был контакт ради выживания. А когда мы оказывались порознь, казалось, что чего-то не хватает. Половина остатков от моего сердца дрыхнет с похмелья, а другая – в соседней комнате ищет столик, но я чувствую, как маленький умерший кусочек оживает от прикосновения Габриэля. Очень маленький кусочек, но все же кусочек.
Мне становится тяжело дышать, я опускаю глаза на его руку. Габриэль замечает это и отводит ее, словно обжегся.
– Прости, – говорит он, качая головой.
Понятия не имею, извиняется он за эпизод сейчас или восемнадцатилетней давности, но я поднимаю ладонь в качестве протеста.
– Мы поговорим, я в долгу перед тобой, но больше меня не трогай. Сейчас я хочу провести день с сыном.
Прохожу мимо него.
– Чем тебе помочь, Шарлотта? Скажи хотя бы это...
– Мне от тебя ничего не нужно уже восемнадцать лет, Габриэль. Я прекрасно справлялась сама, прекрасно справлюсь и сейчас, но спасибо за предложение. Если ты не заметил, никто не обивал твой порог. У нас все под контролем.
– Чарли... – умоляет он.
Не смотри ему в глаза. Не. Смотри. Ему. В. Глаза. Не делай этого, Шарлотта. Если ты... Черт.
– Габриэль…
Закрываю веки, молча приказывая ему оставить меня.
Он так близко, что ощущаю запах его одеколона. Все тот же. Все эти годы он пользовался тем же парфюмом? Это слишком тяжело. Я считала себя сильной, но как выяснилось, врала самой себе. Открываю глаза и направляюсь к двери.
– Ты ему скажешь или я? – спрашивает он меня вдогонку.
Уф, момент ностальгии резко испаряется, я разворачиваюсь, стиснув зубы.
– Не смей этого делать. Сначала мы сами во всем разберемся, и уже тогда будет видно. Да поможет тебе Бог, Габриэль Гэвинвуд, если ты скажешь моему сыну за моей спиной. Я тебя, черт возьми, кастрирую.
– Все такой же грязный рот, – хихикает он голосом, пропитанным сексом.
Он опускает руку на подол футболки и, стянув ее через голову, бросает на пол.
Бог мой. Долговязый парень превратился в мужчину. Обнаженную грудь и руки покрывают рельефные мышцы, а вены пульсируют через его загорелую кожу. Интересно, насколько приятно чувствовать такую силу на себе?
– Что... Какого черта ты творишь? – вскрикиваю я высоким и хриплым голосом.
– Ты сама заляпала мою майку, помнишь?
Он зарывается в своем шкафу, судя по всему, в поисках сменки. Я поворачиваюсь на каблуках, иду обратно к двери, но он резко оказывается передо мной, блокируя выход.
– Не отрицай этой химии, Шарлотта. Ты все еще ее чувствуешь.
Он улыбается мне в шею и прижимается к ней. Не представляю, как долго мы вот так простояли, но когда я открываю глаза, мне приходят в голову три вещи: он ушел, мне нужно переодеть трусики и я по-королевски лоханулась.
– И что это было? Ты вроде говорила когда-то, что вы не знакомы? – спрашивает Девин, пристально меня изучая.
Я копаюсь в своей тарелке.
– Разве? Что-то не помню. – Изображаю замешательство, упорно избегая его взгляда.
– Наверное, надо было предупредить, что он мой тренер, ведь я знаю, что ты не большая его поклонница. Может поэтому я... ну, ничего не говорил.
– Все в порядке, Дев. Как тренировки? – Меняю тему разговора.
Если я буду слишком много думать о Габриэле, у меня появятся мысли, которых не должно быть во время беседы с сыном.
– Хорошо, немного жестко. Я многому учусь. Тренер, конечно, придурок, но знает свое дело.
– Отлично, я очень рада. Не могу дождаться, когда увижу твою первую игру, – улыбаюсь, щипая его за щеку.
Он стряхивает мою руку и смотрит через мое плечо.
– Она жива! — ухмыляется Девин.
Оборачиваюсь и вижу, как Белла направляется к нам с неряшливым пучком, в очках и в моей бывшей толстовке Луизианского университета.
– Заткнись, – огрызается она на Девина, усаживаясь рядом со мной.
– Белла Дэниелс, я думала, что вырастила тебя для чего-то большего, – говорю, покачав головой.
Она ворчит и опускает взгляд.
– Потише, мам, – приглушенно бурчит она.