-Мама, мы все тебе расскажем, сейчас только справимся.
-Я вижу в сумке рыба, так много поймали?
-Нет, мы поймали только несколько штук, а остальную рыбу нам дали.
Баба Феня поджала губы подозрительно сказала:
-Водочки дали выпить, рыбкой наделили.... За что это интересно?
-Ой, мама, не выдумывай, мы тебе все расскажем.
-Хорошие помощники были, без вашего рассказа видно.
Баба Феня круто развернулась и ушла в дом. Катя посмотрела ей в след, покачала головой.
-Как теперь ее разубедить?
Нажарили рыбы и устроили пир, но баба Феня к ужину не прикоснулась. До поздней ночи невестка Ирина убеждала ее:
-Мама, мы ни в чем не виноваты. Одна женщина провалилась в полынью, а мы ее спасали, вымокли. Пришлось выпить самогон, чтобы не заболеть.
-Она в полынье, а вы то на льду, как могли вымокнуть?
-Снег, который лежал на льду растаял, - вмешалась в разговор Катя, - мы, чтобы не провалиться подползали к полынье, вот и вымокли.
Баба Феня будто поверила, но её вид говорил о том, что их правда шита белыми нитками. Натянутость отношений продолжалась до обеда следующего дня, до тех пор пока к ним не приехала Лидия Груздева. Она с порога стала быстрой скороговоркой говорить:
-Девочки, дорогие, простите меня за те слова, дура я набитая, простите меня, если бы не вы, - она стала опускаться на колени, но её подхватили под руки.
-Перестань, с кем не бывает.
Прошло несколько минут, Груздева немного успокоилась и почти крикнула:
-У меня же гостинцы, идемте, поможете.
Гостинцев оказалось много: мука, несколько кусков сахара, крупа.
-Сама не будешь голодать?
-Нет, не буду. Сколько мне надо? Живу одна, детей нет. Может потому и злая на весь белый свет.
Увидев напряженнее лицо пожилой женщины, сказала, - Феодосия Федоровна, и вы меня простите. Нагрешила я вот и покарал Господь мою душу, заслужила....
Прошло несколько дней, произошло событие, которое давно ждали. Отелилась кормилица-корова....
***
Томительно тянется время в тюрьме. Раз в сутки заключенные покидали обшарпанные стены камеры. Прогулка, желанная и скоротечная, но всегда наполняющая душу арестанта тоской по воле, воспоминаниями о былых временах. Многие плакали и кричали: «За что...?», иные просто смотрели в небо.
Прошел слух, будто скоро этап, но время шло, но все оставалось по-прежнему. Снега растопило солнце, талые воды напитали землю, чтобы буйный рост трав известил о приближающемся лете. Иногда с небес стал прорываться гул. Думали гроза, но сведущие люди подсказывали, что это разрывы снарядов.
По тюрьме суета. Хлопают двери камер, крик конвоиров:
Выходи во двор строиться! Быстро! Немец на подходе. Неровный строй заключенных слушает перекличку, а внутри его гуляет слух:
-Если не успеют нас эвакуировать, то расстреляют.
От тюрьмы до вокзала почти бежали, а когда погрузились в душные теплушки, вздохнули облегченно: «Успели, не расстреляют».
Поезд тянулся медленно, часами простаивая на запасных путях. К фронту шли и шли воинские эшелоны. К концу третьих суток, прибыли в Сталинград. Открыли вагоны, на перроне радами стояли солдаты с винтовками, лаяли собаки. Отчетливо прозвучала команда.
-Граждане заключенные, выходить быстро, по одному, с поднятыми руками. Шаг влево, шаг право расстрел. Первый пошел!
Вскоре они сидели у вагонов на корточках с поднятыми руками. Некоторых пришлось выносить из теплушек. Трое суток без еды отняли у них последние силы. Летнее солнце палило нещадно, наконец, прозвучала команда: «Встать!»
После душных и смрадных теплушек, прохладная камера тюрьмы Сталинграда показалась раем. Скудная баланда, едва поддержала силы, которые вскоре понадобились....
Изотов и Носов попали на рытьё противотанкового рва. По мере углубления котлована, в нём стало невозможно работать. Палящее солнце и отсутствие ветра создавало впечатление, что они находятся не на дне рва, на раскаленной сковородке. Многие падали без чувств. Выработка резко упала. Чтобы поднять выработку, стали кормить значительно лучше.
Однажды среди жаркого летнего дня обрушился дождь, который очищал, придавал силы и напоминал, что есть другая жизнь.... Потоки воды хлынули в котлован, образуя большие лужи. Заключенные, не обращая внимания на конвоиров, оставили кирки и лопаты, с радостью из детства бросились в них....
Грохот боев становился все явственнее. Среди зеков гуляла молва, что будут формировать штрафные роты и все пойдут в бой, чтобы кровью искупить свою вину. По-разному встретили весть, кто-то радовался, что закончится скотская жизнь, другие говорили, что это верная гибель. Им перечили, что там могут убить, но и выжить можно, а здесь смерть неизбежная. Если не издохнешь в котловане, то когда потеряешь силы и не сможешь работать - расстреляют. Молва ушла, а котлованы остались, но ненадолго. Однажды утром их не повели на работу, а грохот боя слышался совсем рядом. Стало ясно, что бои уже на окрестностях города Сталинграда.