Выбрать главу

Круг. Альманах артели писателей

Борис Пастернак

Тема с варьяциями

Тема.
Скала и шторм. Скала и плащ, и шляпа. Скала и Пушкин. Тот, кто и сейчас, Закрыв глаза, стоит и видит в сфинксе Не нашу дичь, не домыслы втупик Поставленного грека, не загадку, Но — предка: плоскогубого хамита, Как оспу перенесшего пески, Изрытого, как оспою, пустыней, И больше ничего. — Скала и шторм.
В осатаненьи льющееся пиво С усов обрывов, мысов, скал и кос, Мелей и миль, и гул, и полыханье Окаченной луной, как из лохани, Пучины. Шум и чад и шторм взасос.
Светло как днем. Их освещает пена. От этой точки глаз нельзя отвлечь. Прибой на сфинкса не жалеет свеч И заменяет свежими мгновенно. Скала и шторм. Скала и плащ, и шляпа. На сфинксовых губах — соленый вкус Небесных звезд. Песок кругом заляпан Сырыми поцелуями медуз.
Он чешуи не знает на сиренах, И может ли поверить в рыбий хвост Тот, кто хоть раз с их чашечек коленных Пил бившийся, как об лед, отблеск звезд. Скала и шторм, и скрытый ото всех Нескромных, самый странный, самый тихий, Играющий с эпохи Псамметиха Углами скул пустыни, детский смех. …………………………………………………
Мысль озарилась убийством. Мщенье? — Но мщенье — не в счет!
Тень, как навязчивый евнух. Табор прикрыло плечо. Яд? — Но по кодексу гневных Самоубийство — не в счет.
Прянул и пыхнули ноздри. — Не уходился еще? Тише, скакун, — заподозрят. Бегство? — Но бегство — не в счет!
5-ая ВАРЬЯЦИЯ, ПАТЕТИЧЕСКАЯ.
Цыганских красок достигал, Болел цынгой, и тайн не делал Из черных дырок тростника В краю воров и виноделов.
Загаром крылся виноград, Забором крался конокрад, Клевали кисти воробьи, Кивали безрукавки чучел, Но шорох гроздьев перебив, Какой-то рокот мер и мучил.
Там мрело море. — Берега Гремели, осыпался гравий, — Тошнило гребни изрыгать, Барашки грязные играли
И шквал за Шабо бушевал И выворачивал причалы. В рассоле крепла бичева И шторма тошнота крепчала.
Раскатывался балкой гул, Как баней шваркнутая шайка, Как будто говорил Кагул В ночах с Очаковскою чайкой.
ШЕСТАЯ, ПАСТОРАЛЬНАЯ.
В степи охладевал закат; И вслушивался в дрязг уздечек, В акцент звонков и языка Мечтательный, как ночь, кузнечик.
И степь порою спрохвала Волок как цепь, как что-то третье, Как выпавшие удила, Стреноженный и сонный ветер.
Истлела тряпок пестрота И, захладев, как медь безмена, Завел глаза, чтоб стрекотать, И засиял, уже безмерный, Уже, как песнь, безбрежный юг, Чтоб перед этой песнью дух Нивесть каких ночей, нивесть Каких стоянок перевесть.
Мгновенье длился этот миг, Но он и вечность бы затмил.

Очаковская платформа, Киево-Вор. ж. д.

1918 г.

Василий Казин

Привычка к спичке — искорка привычки…

Привычка к спичке — искорка привычки К светилам истинным. Но спичка мне люба Не менее — и потому люба, Что чую я обличий переклички, Что чую: в маленьком обличьи спички Таится мира пестрая судьба.
      — Чирк! — и зарумянится       Скрытница огня,       Солнышка племянница,       Солнышка родня.       Деревянным запахом       Полыхнет лесам,       Улыбнется фабрикам,       Дальним корпусам…
Случается: бреду в ночном тумане, Бреду в тумане плотно одинок — И, как ребенок, вспомнивший о маме, Я просияю и взлучусь лесами, Лесами, корпусами, небесами, А небеса и сами Взлучатся дальними мирами — Когда нечаянно в кармане Чуть громыхнет неполный коробок.

Ник. Асеев

В стоны стали