— Не бойся, мы тебя не обидим. — На миг задумавшись, спросила: — Ты голодна?
Этот вопрос могла бы и не задавать — по ее лицу все было видно и так.
— Бекки, принеси из экипажа кошелек.
— Но ведь… — замешкалась та, бросив на девочку настороженный взгляд. — Она же…
— Бекки!
Пробормотав «слушаюсь», горничная неохотно отправилась выполнить поручение.
До чего же глубоко в сознание въедаются предрассудки! Человека считают виновным лишь потому, что он не похож на других. Интересно, если бы Бекки знала о моем даре, стала бы относиться ко мне так же, как к этому ребенку? Продолжила бы прислуживать, внутренне содрогаясь от страха и неприязни, или же бежала бы без оглядки?
— Не стоит этого делать, — неожиданно произнес Дженкинс, когда кошелек оказался у меня в руках и я извлекла из него несколько монет.
На миг обернувшись, я холодно проронила:
— Разве я спрашивала вашего мнения?
— В городе за ней присматривают, — невозмутимо ответил сопровождающий. — Она обеспечена всем необходимым.
Не посчитав нужным высказывать все, что думаю по этому поводу, я приблизилась к неподвижной девочке и взяла ее за руку, намереваясь вложить деньги.
Внезапно кожу обожгло. С моих губ сорвался судорожный вздох, и прежде, чем отпрянуть назад, я успела заметить полыхающий в глазах девочки огонь. Ее зрачки расширились, сливаясь с темной радужкой, и превратились в два черных колодца, на дне которых светились ярко-оранжевые блики.
Взглянув на свою ладонь, я обнаружила, что она покраснела и покрылась несколькими прозрачными волдырями. В следующее мгновение, воскликнув, ко мне бросилась горничная и со свойственной ему невозмутимостью подошел Дженкинс. Раздался негромкий звон и торопливые удаляющиеся шаги, вскоре превратившиеся в бег. По дороге покатились упавшие монеты, словно желающие догнать исчезающую из виду фигурку.
— Миледи, вот несчастье-то! — причитала Бекки, смазывая мне руку мазью, которую дал сопровождающий. — А все из-за этой ведьмы, гореть ей в адовом пламени! Говорила ведь…
— Ты забываешься.
Холодный тон несколько остудил пыл горничной, и она прикусила язык. Мазь впитывалась на удивление быстро, снимая жжение и охлаждая кожу, залечивая последствия неестественного ожога. Какой именно магией обладала девочка, я так и не поняла. Ясно было лишь то, что контролировать дар она не умела. В то, что этот несчастный ребенок причинил мне боль намеренно, как-то не верилось.
Вскоре мы снова тронулись в путь. По моим подсчетам, прибыть на место должны были к середине дня, из-за чего внутри всколыхнулась притихшая было нервозность.
— Вы всегда возите с собой медикаменты? — спросила я у Дженкинса скорее из желания немного отвлечься.
— Разумеется, — бесстрастно отозвался тот. — В карете всегда есть все необходимое.
Я перевела взгляд на окошко: утренний туман растаял, а затянутое тучами хмурое небо тяжело стонало, предвещая приближающуюся грозу. Эти края славились вечной сыростью и пасмурной погодой. Солнце появлялось разве что в конце весны и летом, да и то ненадолго. Риджия словно была создана для того, чтобы в ее окрестностях человек предавался меланхолии и впадал в вязкий сон.
Мы ехали вдоль полей и высоких лесов по размытой от прошедшего накануне дождя дороге. В какой-то момент карета дернулась и резко встала, после чего раздался голос кучера, понукающего лошадей.
Дженкинс ничего не сказал, но недовольно прищурился, а складка, пролегшая меж его белесых бровей, стала глубже. Когда спустя несколько минут мы так и не тронулись с места, провожатый недовольно поджал губы и вышел из кареты. Бекки нервно сминала свою вышивку, неразборчиво бормоча что-то о дурных предзнаменованиях.
Через некоторое время стало понятно, что своими силами двое мужчин не справятся. Хотя я и не могла похвастаться хорошей физической подготовкой, решила предложить им помощь. Да, леди подобное поведение не пристало, но мне совершенно не улыбалось проторчать здесь целый день из-за глупых предрассудков.
— Бекки, иди сюда! — позвала я горничную, присоединившись к мужчинам, толкающим карету.
Те смерили меня крайне удивленными взглядами, но предпочли промолчать. Из-под утопающих в грязи колес вылетали тяжелые комья, налипающие на подол платья. Туфли с чавканьем погружались в раскисшую землю, выбившиеся из прически пряди неприятно налипали на лицо.
Вчетвером нам все же удалось сдвинуть карету, и, как только это произошло, я устало прислонилась к ней спиной, выравнивая дыхание. В этот же момент внезапно заметила стоящего у леса человека. Это был мужчина лет тридцати с небольшим. Судя по внешнему виду, он принадлежал к знати. Его взгляд, показалось, был направлен прямо на меня.