– Это моя работа. А в чем состояла ваша?
– Вы знаете ответ. Он в том, почему вы здесь.
– Я хочу знать почему. Русский мрачно улыбнулся:
– Ну-у нет. Вы не получите больше ничего, кроме того, что уже знаете, то есть кроме того, что я сказал. Я же сказал, что вы только сделаете мне одолжение. Вы – моя объяснительная записка.
– С объяснением чего?
– С оправданием моих действий.
Брэй поднял оружие. Небольшой ствол блеснул, мокрый от дождя. Русский не сводил с него глаз, тяжело дыша. Во взгляде его вновь отразился ужас, но он не сделал ни одного движения, не произнес ни слова. Внезапно Скофилд подвел ствол вплотную под левый глаз русскому.
Плоть ощутила холод металла. Пожилой человек вздрогнул, но не издал ни звука.
Брэй почувствовал отвращение.
Какая разница? – вновь подумал он. "Никакой, Гарри, вообще никакой, но урок должен быть преподан…" Скофилд опустил автомат.
– Убирайся отсюда, – быстро проговорил он.
– Что?
– Ты слышал, что я сказал. Убирайся отсюда. Оперативная служба КГБ располагается в районе улицы Толстраат. Они там под вывеской одного соблюдающего еврея: "Брильянты Бруштейна". Валяй, покончи с этим!
– Я не понимаю, – пролепетал русский. Он был в замешательстве. – Это что, очередная ловушка?
– Черт бы тебя побрал! – прорычал Скофилд, сотрясаясь от злости. – Убирайся отсюда!
Русский пошатнулся, но ухватился за перила моста. Через секунду он неуклюже засеменил прочь, а затем бросился бежать.
– Скофилд! – Это был окрик Гарри. Помощник стоял около западного входа на мост, прямо на пути русского. – Скофилд! Ради Бога!..
– Дай ему уйти! – завопил Брэй.
Но, может быть, вопль его запоздал, а может, его заглушил шум ливня, но три коротких глухих выстрела продемонстрировали профессиональную подготовку Гарри: человек схватился за голову и, покачнувшись, откинулся на перила. Гарри настиг беднягу, помог ему выпрямиться и выстрелил в последний раз, точно в шею, а затем, приподняв тело, перекинул его через перила в воду канала.
"Какая разница?" – "Никакой, Гарри, вообще никакой". Скофилд медленно побрел в противоположном направлении. Спрятанный в кармане автомат, казалось, обрел неимоверную тяжесть. Сквозь шум нараставшего дождя он слышал за собой быстрые догоняющие шаги. Внезапная усталость охватила его, ему не хотелось слышать эти шаги, они казались ему более неприятными, чем резкий голос Гарри.
– Брэй, черт возьми, что там у вас случилось? Он едва не ушел.
– Но ведь он не ушел? – возразил Скофилд, заметно ускоряя шаг. – И ты знаешь наверняка, что не ушел.
– Ты прав, черт возьми, но я хотел бы знать, что с тобой происходит?
Молодой человек нагнал шефа и пошел с левой стороны, не спуская глаз с руки Брэя. В ней по-прежнему был зажат маленький сверток в непромокаемой упаковке.
– Бог мой! Ты так и не всучил его?!
– Что? – И в этот момент Брэй осознал, о чем спрашивает Гарри. Он размахнулся и бросил пакет через перила в канал.
– Что ты делаешь?! – завопил Гарри.
– Пошел ты к черту, – тихо проговорил Скофилд. Гарри остановился, а Брэй продолжал идти вперед.
Спустя секунду молодой человек ухватил Брэя за край плаща.
– Боже Всемогущий! Ты позволил ему уйти?!
– Убери руки…
– Нет, черт побери. Ты не смеешь…
Больше Гарри не пришлось ничего говорить. Брэй резко схватил помощника за правую руку и вывернул ему кисть. Гарри дико вскрикнул – его рука повисла как плеть.
– Убирайся к черту, – повторил Скофилд и пошел прочь.
Надежная явочная квартира, во втором этаже которой должна была состояться встреча, находилась недалеко от Розенграхт. Гостиная отапливалась камином, служившим заодно для уничтожения любых бумаг и корреспонденции. Специальный представитель Госдепартамента вылетел из Вашингтона, чтобы на месте задать несколько вопросов Скофилду по поводу обстоятельств, обусловленных географией проведения операции. Было очень важно понять, что же произошло, особенно потому, что это касалось такого лица, как Брэндон Скофилд. Он был лучшим из лучших, бесценным приобретением для разведслужб, опытнейшим агентом, который в течение двадцати двух лет участвовал в сложнейшем диалоге-противостоянии двух стран. С ним, по определению, следовало обращаться с величайшей заботливостью, его нельзя было просто отозвать под бдительное око недовольного начальства. Он был ас, и вдруг случилось нечто.