— В таком случае любопытно узнать, почему доступ к нему ограничен.
— Ага, — хмыкает Деррик. — Увидимся на Беверли-Хиллз.
11
Джереми Бентсен выглядит так, будто глухая ночь заволокла его душу. Деррик устроил так, что я должна войти через несколько минут, чтобы застать адвоката врасплох. Горничная Мария, открывая мне дверь, смотрит на меня как на видение с того света.
<легавые ни черта не знают, идиоты>
— Я больше ничего не могу сказать об убийстве, детектив. Я думал, это у вас что-то есть для меня — столь срочное, что не может ждать.
— Верно, есть. Собственно говоря, она сейчас войдет.
<телепатка. ах, черт>
— Вот мы и встретились снова, мистер Бентсен. <следи! следи за тем, что думаешь>
— Кажется, я уже вышвырнул вас отсюда сегодня.
— Расскажите мне про Трейнора. <гребаный убийца…>
— Не понимаю, о чем вы. <убил мою жену>
— Почему вы не хотите рассказать о нем? Детектив Трент обеспечит вам охрану, если вы его боитесь.
<как будто проблема в трейноре>
— Мне нечего сказать. Детектив, я вынужден просить вас и мисс Шестал удалиться.
<стоит мне сказать хоть слово — и я мертвец>
— Мы всегда можем вызвать вас на допрос, — улыбается Деррик.
— А я могу сделать так, что вас переведут в регулировщики, детектив Трент.
<они ничего не знают, просто пугают>
— Ричард Уотерс рассказал мне кое-что интересное о «Целлюдине», Джереми.
<черт! не показывай виду!>
— Он сказал, что «Целлюдин» изменит мир к лучшему.
<ха! вот фигня, разве что мой мир>
— Ничего не знаю об этом.
— А я думаю, знаете. Я думаю, и жену вашу убили из-за этого — в качестве предупреждения.
— Что такое, собственно, «Целлюдин»? — Спрашивает Деррик, и я прямо-таки внушаю ему: заткнись. — Они делают что-то для «Уотерс Индастриз»?
— Я ничего не знаю о «Целлюдине»! <меня не посвящали> Сколько раз повторять? <после всего этого… >
— Вам не полагалось знать об этом, да, Джереми?
Бентсен упорно молчит.
— Риву тоже убили из-за «Целлюдина»? <задним числом спохватились. надо как-то убрать их отсюда! сейчас же!>
— Послушайте, я мог бы рассказать вам о ней все.
— Значит, из-за него… <да кому она нужна!>
— Я этого не говорил. Я хочу сказать только… <что моя жизнь в опасности> что моя жизнь в опасности. Я не могу обсуждать дела… <моих клиентов> моих клиентов.
— Мы можем защитить вас, — говорит Деррик. <брехня>
— Мне нужно время, чтобы подумать.
— Смерть вашей жены была предупреждением? <предупреждением! это был урок, который дураку не впрок, и…>
— Не знаю, что и думать.
Бентсен встает, запустив пятерню в изрядно поредевшую шевелюру.
— Вы препятствуете расследованию убийства, Бентсен. Не делайте свое положение еще труднее, чем оно есть.
<занюханный коп. думает, что может запугать меня больше, чем они. живи, коп. проснись и живи!>
— Не надо угрожать мне, детектив.
Бентсен начинает расхаживать взад-вперед, шлепая тапками по испанским плиткам.
— Они убьют и вас. Сами знаете.
— Неужели?
— Вы знаете этих людей. Они ничем не хотят делиться. Вы должны это знать.
<да, я знаю, знаю, что они замышляют>
— Они уже сделали бы это, будь вы правы. <и я стараюсь быть им полезным>
Он стоит посреди патио, как раз там, где лежало тело его жены. Мы с Дерриком переглядываемся.
— Итак, «Целлюдин» — ключ ко всему? <целлюдин — это жизнь>
— Больше я ничего не скажу.
— Это имеет отношение к микробиологии, да? Какое-то средство, продлевающее жизнь…
<ты и половины не знаешь, сука>
— Но это еще не все? Вы только что подумали «ты и половины не знаешь, сука».
Бентсен смотрит на меня с ужасом, поняв, что защита его подвела.
— Уйдите отсюда немедленно. Немедленно…
Звон разбитого стекла, и Джереми Бентсен умолкает. Снова звон, и по груди у него стекает ярко-алая струйка — между глаз у Бентсена пулевое отверстие.
— Дженни, снайпер! Ложись!
Бентсен опрокидывается назад — ноги больше не держат его. Он стукается головой об пол, и снаружи начинают тарахтеть автоматы с глушителями, поливая дворик пулями и битым стеклом.
— Обстрел! Дом Бентсена в Беверли-Хиллз… нужна помощь! — Деррик подключен, но взывает о помощи и мысленно, и вслух.
Я подползаю к Джереми Бенстену, ищу пульс — на запястье, на шее, где угодно. Повсюду свистит свинец, и Деррик пытается утащить меня в дом.
— Отстань, Деррик! — отбрыкиваюсь я. Мои руки на еще теплом теле Бентсена, кровь стекает, собираясь в лужицу, из ран в голове и груди. Я ищу что-нибудь в его сознании, но улавливаю только беглую мысль —
<они провели испытания>
и стрельба внезапно обрывается. Вдали воют сирены, и Деррик шепчет что-то, наверное, патрульным машинам, стараясь перекрыть боевикам пути к отступлению.
12
Бентсен мертв, а боевики где-то близко. Я, конечно, при оружии и отыскиваю дверь, чтобы пуститься за ними в погоню — я не сомневаюсь, что это команда Трейнора.
Знакомый холодок стали в руках — этот рефлекс у меня уже так отработан, что я не знаю, когда достала пистолет, и откуда-то знаю, что он заряжен и снят с предохранителя.
Есть дверь слева от трупа — она ведет на лужайку. Я вошла именно в нее — когда же? Вчера? позавчера? В тот день, когда жертвой стала жена Бентсена.
Не обращая внимания на крики Деррика, я выскакиваю через эту дверь в прохладную ночь — тихую теперь, когда огонь прекратился.
Сворачиваю вправо, к заросли кустов. Стреляли оттуда, через окно, и я ищу что-нибудь — следы, стреляные гильзы, хотя бы запах — в знак того, что убийцы были здесь.
Поломанные ветки показывают, в какую сторону они убежали. Намного ли они опережают меня? Успеют ли сесть в машину? Возможно, хотя машина должна стоять достаточно далеко, чтобы ее потом не опознали свидетели.
Иду по следу. Надо больше бегать по утрам. Загораживающие дорогу ветки не должны мешать прицелу — успешно управляюсь с ними одной рукой. Куда они, к черту, подевались? Ноги подгибаются, голова немного кружится — но это еще не беда.
Тишина — враг скорости. Я, наверное, топочу, как целый взвод коммандос, прочесывающий дельту Меконга в недобрые старые времена. Открытое место, когда я на него выбираюсь, застает меня врасплох, и я спотыкаюсь ни с того ни с сего, о Господи! Падаю, проклиная потерянные секунды, и над головой свистит пуля, уходя в рукотворные джунгли, отмечающие конец бентсеновских владений.
Если это снайпер, то он скорее всего потерял меня в своем узком прицеле. И теперь ищет меня в траве, ведя дуло вниз и вправо.
Я откатываюсь влево как раз в тот момент, когда выстрел вышибает из земли пучки травы вместе с грязью. Я не успела засечь вспышку — но тут в меня выпускают целую очередь.
Палю в направлении подавляющего огня, привстаю на колени, отбегаю вправо и снова возвращаюсь влево так быстро, как только возможно вприсядку. Ни вспышек, ни мыслей, плывущих из темноты. Ничего…
Кто-то выбивает пистолет у меня из руки. Оборачиваюсь — кто-то в черном, пинаю его руку, отводя ствол, и пуля свистит мимо…
Но не тут-то было. Он разворачивает винтовку прикладом вперед, задевает меня по виску, в голове взрывается боль, и колени подкашиваются. Чувствуя, что приклад сейчас опустится снова, я откатываюсь, но недостаточно быстро — мускулы сводит, как будто они вот-вот выйдут из повиновения. Тяжелый пластиковый приклад промахивается, но ненамного.
Бью врагу ногой в пах, слабо — да что же это со мной! — пистолет у меня под левой рукой, на траве. Он снова вскидывает винтовку к плечу — вблизи ему несподручно…
Мой пистолет выпаливает раз, другой, и я выигрываю этот гейм.
Слышу, как хлопает дверца машины и взвывает электродвигатель. Слишком далеко для пистолета, да наплевать — я все равно жму на спуск. Встаю, как пьяный матрос, и бегу к машине. Выстрел, отдача, ноги работают что есть мочи, электрокар разворачивается на двух колесах, готовясь отъехать по улице. Пистолет отдает в руку снова, снова и снова, и пуля разбивает заднее стекло. Бегу, бегу-бегу-бегу-бегу, стреляю снова, машина скользит к краю тротуара. Меня вознаграждает автоматная очередь сквозь выбитое стекло. Падаю на колени, продолжая стрелять, дверца со стороны водителя открывается, и из нее выбрасывают тело. Машина выбирается на середину улицы и прибавляет ход.