— Разрешите я вас провожу.
— Я не боюсь.
— И всё-таки я провожу.
Он шёл рядом, большой, крепкий, пропахший трубочным табаком и солёным ветром, как и подобает настоящему голландцу. Молчание затягивалось, и мужчина первым оборвал его:
— Я знаю, что вы русская и вас зовут Вера.
— Вы очень наблюдательны.
— Вы замужем?
— Нет, я вдова.
Песчаная дорожка, по которой они шли, побежала под гору к кучно стоящим бедным глинобитным домикам. Вера снимала комнату с отдельным входом в самом отдалённом домике с крошечным садиком из трёх пальм.
— Меня зовут Герман, — сказал мужчина после молчания. — Герман Ван дер Хейде. Я торгую древесиной. В Нордвейке у меня есть дом, но в последнее время думаю над бизнесом на Бали.
— Очень приятно, — холодно ответила Вера, — хотя я не понимаю, зачем вы мне всё это рассказываете.
— Затем, — Вен дер Хейде остановился, — что я хочу предложить вам выйти за меня замуж.
— Что? — От удивления Вера с размаху налетела на него, и он удержал её за запястья. От его рук текло тепло и, как ни странно, нежность.
— Вера, я деловой человек и привык быстро решать свои проблемы. Мне не понадобилось много времени, чтобы понять — мне нужны именно вы.
Вера сердито высвободилась:
— Очень смелое заявление, учитывая, что вы меня совершенно не знаете.
— Вы русская, — тихо сказал Ван дер Хейде. — Русские женщины не предают.
— Русские — всякие! — отрезала Вера. — Они точно такие же, как все остальные.
— Нет, — он покачал головой, — вы не такая, вы умеете хранить верность. Я так чувствую.
— Но я вас совершенно не знаю и не люблю.
— Хорошо, давайте заключим соглашение: вы поедете со мной, скажем, как секретарша.
Обещаю, что приставать не буду. И если через полгода не примете моё предложение, то я выплачу вам достойную компенсацию.
«А почему бы и нет? — тускло подумала Вера посреди хаоса мыслей в голове. — Хуже, чем сейчас, всё равно не будет».
— Увольняешься? Сейчас? Ты с ума сошла! Завтра в гавань заходят английские корабли, и у нас будет уйма посетителей! — Глаза хозяина кафе господина Теодоридиса готовились выпрыгнуть из орбит и повиснуть на ниточках, как оторванные пуговицы. С побагровевшим лицом он вцепился в остатки волос на своей голове и крепко дёрнул. — Горе мне, горе несчастному! Эти проклятые бабы когда-нибудь разорят мой бизнес! И почему им всё время хочется замуж?! — Он повернулся к повару: — Ставрос, ты слышал? Она уходит! Прямо сейчас! — Толстый палец Теодоридиса пистолетом нацелился на Веру. Он подбоченился: — Убирайся! И не жди от меня денег, ты их не заслужила!
Яростным смерчем господин Теодоридис вылетел из двери кафе на набережную:
— Предательница! Убийца! Мой труп будет на твоей совести, и я стану являться тебе в ночных кошмарах и завывать в ухо: у-у-у, у-у-у! — Кириэ Теодоридис очень натурально подвыл и подскочил к девушке в светлом платье, что сидела на скамейке и читала книгу: — Русская?
С расширенными от удивления глазами девушка кивнула:
— Да.
— По-английски говоришь?
— Да.
— Приходи завтра к семи утра в кафе. Будешь работать официанткой.
Бали, 1941 год
В семье Ван дер Хейде всегда было много слуг. Обычно колонизаторы платили малазийцам за работу копейки, но госпожа Вера добилась от мужа, чтобы оплата у слуг была достойная, и потому устроиться к ним на работу желали многие. Но в тот день в доме почему-то оказалась одна кухарка. Она успела поставить на стол тарелку с пирогами и держала в руках супницу, исходящую запахом русских щей. Даже на Бали, пропитанном ароматами экзотики, мама предпочитала русскую кухню, а папе было безразлично что есть, главное, чтоб сытно и много.
Отец читал газету, мама слушала радио, а маленькая Софи пыталась снять с куклы платье, не разорвав хлипкие швы кукольной одёжки. Платье застряло на кукольной голове с пышными волосами и не поддавалось. Софи нетерпеливо дёрнула за подол, и вдруг мама закричала так громко, что кухарка уронила на пол супницу. Горячие щи с тонкими волокнами капусты брызнули Софи на новые туфельки — красные с белыми пуговками на ремешке. Испуганно вздрогнув, Софи посмотрела на маму, которая стояла около радиоприемника.
— Война! Война! Вы слышали? Война началась!
Отец опустил газету на колени:
— Вера, война идёт уже второй год, что ты кричишь?
— Нет! Нет! Ты не понимаешь! Вы все не понимаете! — Мама прижала руки к щекам. — Сегодня немцы напали на СССР. Мы должны что-то делать! Как-то помогать!