Вера несла икону, прижимая к груди, и всю дорогу разговаривала с Матвеем, как если бы он шёл рядом. Бегло пересказывала, как добиралась до Успенска, как познакомилась с тётенькой, и подробно — о последних событиях. Матвей должен знать, что его тётеньку выгоняют из дома. Около церкви она остановилась и подняла глаза к небу: если Матвей сейчас на Небесах, то он обязательно увидит её и поможет.
Время неумолимо продвигалось к вечеру, наряжая лес в тёмные одежды лиловых сумерек. Сквозь берёзовую рощу тонкой полосой просвечивала багровая полоса заката. Казалось, что тревога разлита в воздухе и летает над головой тяжёлой чёрной птицей. Обратную дорогу от церкви до дома Вера почти бежала и у самого порога остановилась, безотчётно прижав руку к сердцу. У ворот стояла телега с понурой лошадёнкой, а дверь в особняк была распахнута настежь.
Тишина в гостиной разбивалась то ли воем, то ли плачем — не разобрать. Звук шёл из спальни Марфы Афиногеновны.
— Марфа Афиногеновна? Тётя? Тётенька?
Минуя анфиладу тёмных комнат, Вера быстро прошла до спальни. Керосиновая лампа с закопчённым стеклом тускло освещала кусок стены и угол комода.
Марфа Афиногеновна лежала на кровати, свесив вниз руку, а около неё на коленях рыдал незнакомый мужик с седой головой.
— Марфа Афиногеновна, благодетельница, да как же так? — Он повернул к Вере залитое слезами лицо: — Померла. На моих руках померла. Я едва успел голубушку до кровати довести.
У Веры помутилось в глазах. Она поймала ртом воздух:
— Вы кто?
— Трофим я, скотник. — Он утёр ладонью щёки. — Приехал спросить, не надо ли чем подсобить, а то по деревне всякие слухи бродят. Оченно я обязан Марфе Афиногенов-не, она мою дочку от смерти спасла. И врача из города вызвала, и лекарство купила, а опосля ещё приданым одарила, чтоб девка замуж не бесприданницей пошла. — Он уткнул лицо в ладони и натужно взвыл сквозь зубы, напоминая раненого зверя.
Вера почувствовала, как внутри у неё образовалась пустота, которая странным образом возвратила способность трезво мыслить. Она прикоснулась к плечу скотника:
— Трофим, я прошу вас, похороните Марфу Афиногеновну. Вот, возьмите. — Она сняла с шеи золотые часы с рубинами. — Сделайте всё по-людски.
— Бог с вами, барышня, я благодетельницу и без платы упокою, так чтоб её чистая душенька не осталась в обиде.
— Возьми, прошу. Это часы госпожи Беловодовой, не хочешь взять за плату, оставь себе на память.
— А вы, барышня?
— Я? — Вера опустила плечи и посмотрела на письменный стол с керосиновой лампой. — У меня тут есть неотложное дело. Думаю, Марфа Афиногеновна меня бы одобрила.
Сначала пламя занялось в спальне, куда Вера натащила сена из хлева и обильно полила его керосином. В гостиной она устроила костёр из книг, провела дорожку из сена к гардинам и распахнула окно, чтобы ветер раздул огонь до самой крыши.
Коробка шведских спичек нашлась у камина. Чиркнув спичкой о коробок, она посмотрела на крошечный огонёк на кончике спички:
— Ради тебя, тётенька, и ради Матвея.
Когда огонь жадно лизнул покрывало на кровати, Вера вдруг вспомнила, что тётушка упоминала про спрятанные золотые монеты. Золото могло пригодиться в дороге. Вера бросилась к комоду, дрожащими руками вытащив ящик. Разыскивать деньги мешал дым, и она побежала к выходу, волоча ящик за собой. Под ноги вывалились панталоны, сорочки, шёлковая нижняя юбка с тонкой оборкой кружев по подолу. Вскорости бельё тоже съест огонь, и ничьи грязные руки не прикоснутся к личным вещам Марфы Афиногеновны. Ничего вам не останется, бандиты, ничего!
Поставив ящик на стол, Вера выдвинула нижнюю панель и сгребла в ладонь горстку червонцев со стёртым профилем императора. Из спальни вырвался клуб чёрного дыма, и стало трудно дышать. Она ссыпала монеты в загодя подготовленную ковровую сумку и в последний раз обвела взглядом гостиную.
— Надеюсь, к утру здесь останется пепелище.
Пальцы непроизвольно прикоснулись к карману кофты, куда она спрятала открытку от Матвея. Открытка — вот самое ценное, что осталось ей в этой жизни. Вера вздохнула, повязала по-бабьи платок на голове и шагнула в багровую ночь, освещённую разгорающимся пожаром. До Успенска двадцать вёрст. Если идти по лесу вдоль дороги, то к полудню можно влиться в поток беженцев, бредущих по всей России куда глаза глядят.
Санкт-Петербург,
2019 год
То, что рассказала Анфиса о встрече на Бали со старой женщиной, оказалось настолько поразительным, что с трудом вмещалось в голове. Как же мало мы знаем о своих предках!