И никто никогда не узнает, что будет, если Неймат еще раз увидит… Что будет? Ничего не будет.
Завтра, послезавтра, послепослезавтра. Пройдет месяц, пройдет год…
Ничто не изменится, господи! Ничто! Ничто…
Лет через двадцать — тридцать Неймат состарится и умрет. Но уже до самой смерти ничего не изменится. Жена. Дочери. Родственники. Сотрудники. Соседи. Те же разговоры, шутки, заботы, возня. Та же компания, те же гости…
То же окно. Тот же автобус. Та же запись… «Если я еще раз увижу…»
Не сотрешь… Все. Конец. Точка.
Точка? А может, запятая с точкой? Вернее, точка с запятой? Может, все-таки будет продолжение?..
«…Если я еще раз увижу…» Что увидишь, несчастный? Что ты видел? И что сделаешь, если увидишь? Ничего.
Сказанного не сотрешь. Так-то.
«Ну, хватит, спи, Неймат. Завтра с утра тебе на работу. Посчитай до ста — и заснешь. Или закрой глаза и представь, что идешь по дороге. Идешь, идешь… И вдруг поймешь, что уже спишь. Главное — это сон. Во сне исчезает время. Засыпаешь, и сон тебя переносит в утро. И все. Ладно, будем спать. Один, два, три, четыре, пять, шесть…»
Тахмина! Почему Тахмина? Почему она? Откуда она взялась? Почему маячит перед глазами? Стройная, длинноногая. Волосы спадают на плечи как водопад. Зубы ровные-ровные — кукурузные зерна. Глаза… Какого цвета глаза у Тахмины? Черные, серые, карие? Какие же? Как получилось, что я до сих пор не разглядел? Действительно, странно. Ну ладно, спи, Неймат, завтра посмотришь… Нет, странно. Какие же они все-таки: черные, карие, серые? Вот втемяшилось! Как ты узна́ешь это ночью? А любопытно, кто может это знать? Дадаш? Вот бы позвонить и спросить у Дадаша. — Неймату стало весело. — Позвонить в три часа ночи, разбудить Дадаша, ради бога извините, Дадаш-муаллим, у меня к вам один вопрос — какого цвета глаза у Тахмины? Представляю себе его физиономию. Дадаш в ночной пижаме, разбуженный звонком, дает информацию редактору художественного отдела Неймату Намазову о цвете глаз Тахмины Алиевой. Ну и сцена! Многое можно дать за такую сценку. А правда, что, если сейчас позвонить Дадашу?..
«…Ну что ты дурака валяешь? Разве ты осмелишься?»
«А почему бы и нет?»
«Да ну, полно!»
«Ей-богу, так и подмывает. Встану и позвоню!»
«Позвонишь, как же! Спи-ка лучше…»
«Ага, миленький, я же говорил, что ты не из тех, кто поддается эмоциям. Ты живешь по законам и правилам. Вот и не дергайся. И все будет хорошо».
«Ах, так? Ну, посмотрим».
Неймат встал. Надел пижаму, шлепанцы, вышел в переднюю. Поднял трубку. В такой поздний час зуммер появился мгновенно. С неожиданной для себя легкостью Неймат набрал номер Дадаша. «Подожду пять гудков и, если не ответят, дам отбой». После четвертого гудка послышался голос:
— Алло!
Голос не был сонным. Был таким же, как всегда, спокойным и уверенным.
Неймат помолчал с минуту и выпалил:
— Это я, Неймат.
Путь к отступлению отрезан.
— Да, пожалуйста.
— Извините, Дадаш-муаллим, я разбудил вас.
— Нет, нет, я не спал, я работал.
Вдруг Неймат почувствовал себя беспомощным и жалким. Разбудить в три часа ночи спящего шефа, чтобы задать идиотский вопрос, — это мальчишество, дерзость. Но отрывать человека ночью от работы да еще бравировать подобной глупостью — это уже просто хамство. Стыдно. Срочно надо что-нибудь придумать…
— Дадаш-муаллим, я хочу вас кое-что спросить. — Он сказал это, чтобы выиграть время.
— Пожалуйста.
«Ага, эврика!»
— Дадаш-муаллим, я, как бы поточнее выразиться, ну, мнительный, что ли… Не могу заснуть. До утра буду вертеться. Успокойте меня. Вы не сердитесь на этот «пир столбом»? Муршуд был развязен… Муртуз Балаевич груб… Я думаю, может, вы…
Дадаш прервал его:
— Нет, нет, что ты, Неймат! Не морочь себе голову. Все было отлично. На что сердиться! Люди как люди. У каждого свое. Если б все были одинаковы, жизнь стала бы пресной. Успокойся, пожалуйста, и иди спать. Спокойной ночи! — И, не дождавшись ответа, он положил трубку.
«Вот и все, Неймат-муаллим. Вот и весь твой мятеж. Вот твой вызов. Получился не вызов, а зов на помощь. Не мятеж, а бунт на коленях. Иди спать, мой мальчик. Ты же слышал, Дадаш-муаллим разрешает. Спокойной ночи».
Неймат вошел в комнату, нащупал в темноте пиджак, выудил из кармана сигарету, жадно закурил и вернулся в переднюю. Поднял трубку, набрал номер.
— Слушаю. — Голос был все так же спокоен и серьезен.
— Это я, Неймат.
— Слушаю.
— Дадаш-муаллим, я хочу спросить у вас одну вещь: какого цвета глаза у Тахмины? — на одном дыхании выпалил он.