- Дети, дети, - вмешался Мартин, - у меня сегодня выходной.
- Извини, - сразу оборвал спор Виллард, а Линда принужденно засмеялась.
- Вам бы собаку купить, - сказал Мартин.
- Он терпеть не может собак. Он предпочитает жить в склепе, - и Линда принялась гасить лампы в гостиной.
С тем все и разошлись по своим спальням, оставив для общего спокойствия свет в нижнем холле, хотя можно было поручиться, что бродяга, кто бы он ни был и с какой бы целью ни приходил, сегодня ночью не вернется.
Утром Виллард позвонил в полицию, и они обещали приехать. Линде пришлось изобрести подходящий предлог, чтобы увести мальчишек из дому, во всяком случае, до самого обеда: увидят полицейских, начнут задавать вопросы, а в результате перестанут чувствовать себя в безопасности в своем собственном доме - ей этого ужасно не хотелось. Но вытащить детей из дому оказалось нелегкой задачей, они ни за что не желали расставаться с дядей и никак не могли понять, почему Мартин не может провести утро вместе с ними, а он не мог им признаться, что ему нужно дождаться полицейских и попытаться описать внешность бродяги, который крался к их окну, когда они спали.
Однако к тому времени, когда приехала полицейская машина, детей в доме уже не было. Двое полицейских не спеша обошли участок, профессиональным глазом окинули лестницу, балкон и заросли и все записали в свои книжечки. Когда они спросили Мартина о внешности этого человека, он сам был несколько смущен туманностью своего описания; у него возникло неприятное ощущение, что его рассказ полицейских разочаровал.
- Я ни на минуту не сомневаюсь, что если бы я увидел его еще раз, я бы непременно его опознал, - говорил Мартин, - но в его внешности не было ничего такого, за что можно уцепиться, то есть, ну, вы понимаете, ни большого шрама, ни повязки на глазу, ни сломанного носа, ничего такого...
- Ну, а возраст? - спросил старший из полицейских.
- Что-нибудь средних лет, сержант, - сказал Мартин, - где-то между тридцатью и сорока пятью, пожалуй, так.
Виллард улыбнулся, Мартину показалось, что и сержант Мэдден с трудом сдерживает улыбку.
- Вы понимаете, что я хочу сказать, - заторопился Мартин, - от и до.
- Цвет лица? Что вы можете сказать об этом? - спросил Мэдден.
- Понимаете, при таком освещении, да еще в тумане... - Мартин умолк, перебирая в памяти вчерашние впечатления. - Он был очень бледен.
- Он был лысый? - спросил Мэдден, сделав в своей книжечке какую-то пометку. - Или у него была большая шевелюра?
И снова Мартин засомневался:
- На нем, пожалуй, была какая-то шляпа.
- Какая шляпа?
Мартин пожал плечами.
- Шляпа как шляпа.
- Может быть, кепка? - подсказал Мэдден.
- Нет, нет, не кепка. Шляпа.
- А какой он был из себя? - методически дознавался Мэдден, записывая каждое слово. - Высокий, приземистый или какой?
Мартин в замешательстве покачал головой.
- Вы знаете, боюсь, что от меня вам будет мало проку. Он стоял под самым окном, вон там, и свет падал на него сверху, и... и я даже не берусь вам сказать... Но так, по впечатлению, он был скорее плотного телосложения.
- У вас есть какие-нибудь предположения, кто бы это мог быть, а, сержант? - спросил Виллард.
Полицейские понимающе переглянулись.
- Видите ли, мистер Виллард, - сказал Мэдден, - в любом городе всегда найдется два-три любителя шляться по ночам. Проверим, у нас тут возле банка строят новый торговый центр, а рабочих привезли из Нью-Хэйвена. Разные, очень разные там попадаются люди. - Он явно не доверял этим чужакам из Нью-Хэйвена. Мэдден закрыл свою книжечку и спрятал ее в карман. - Если что-нибудь выяснится, мы дадим вам знать.
- Если бы я увидел его снова, я узнал бы его непременно, - повторил Мартин, пытаясь реабилитировать себя в глазах полицейских.
- Если у нас возникнут какие-нибудь подозрения, мы тогда вызовем вас взглянуть на задержанных, - сказал Мэдден.
- Завтра вечером меня уже не будет. Я улетаю во Францию.
Полицейские снова переглянулись; их суровые взгляды не оставляли ни малейших сомнений в том, что они думают о некоторых американских гражданах, которые, являясь свидетелями преступления, позволяют себе улетать во Францию.
- Что ж, поглядим, что тут можно сделать, - сказал Мэдден мрачно, без всякого оптимизма.
Мартин и Виллард долго смотрели вслед полицейской машине, пока она не скрылась из виду.
- Знаешь, забавно, - сказал Виллард, - до чего запросто полицейский может заставить тебя почувствовать, что ты кругом виноват.
Они вернулись в дом, и Виллард пошел звонить Линде, что все в порядке, полицейские уехали и можно везти мальчишек домой.
В тот же день они были приглашены к одним друзьям на коктейль, а потом к другим друзьям на обед, и Линда поначалу сказала, что она никуда не пойдет, что ей даже подумать страшно, как это она оставит детей одних в доме после того, что произошло. Виллард в ответ поинтересовался, не собирается ли она сидеть дома все вечера напролет, пока детям не стукнет двадцать. И добавил, что кто бы ни был этот человек, но напугали его как следует и он теперь постарается держаться от их дома на самом почтительном расстоянии. Тут Линда решила, что он прав, но сначала она должна все рассказать служанке. Было бы бессовестно вот так уйти и оставить служанку в полном неведении. Но, предупредила она мужа, весьма возможно, что после этого служанка соберет свои вещички и уйдет. А служанка у них была не из спокойных, ей было уже немало лет, и работала она в их доме меньше двух месяцев. С тем Линда и отправилась на кухню, а Виллард стал прохаживаться по гостиной, нервно вздрагивая на каждом шагу.
- Больше всего не выношу искать новых служанок, - пояснил он Мартину. С тех пор, как мы сюда въехали, эта уже шестая.
Но Линда появилась из кухни сияющая и объявила, что служанка, оказывается, вовсе не такая психопатка, как казалось, и что новость она восприняла довольно спокойно.
- Она слишком стара, чтобы на нее кто-нибудь покусился, - пояснила Линда, - и она успела привязаться к детям, так что она остается.
Виллард унес лестницу в гараж, гараж запер, проследил за тем, чтобы и в детской, и в комнате Линды, и в его собственной комнате, и даже в соседней с ними ванной все жалюзи были заперты изнутри, потому что все эти комнаты выходили на тот самый балкон, к которому не далее как вчера была приставлена та самая лестница.
Коктейль был как две капли воды похож на тысячу других коктейлей, проходивших в этот субботний вечер повсюду, в радиусе ста миль от Нью-Йорка; Виллард и Линда рассказали о своем бродяге, а Мартину пришлось описывать, как он выглядел, при этом снова, как и в разговоре с полицейскими, он усомнился в своей умственной полноценности - очень уж туманным и приблизительным выглядело его описание.
- Шляпа у него была надвинута на глаза, а лицо было какое-то пустое, без выражения, и бледное, я об этом сказал сержанту, и напряженное... Еще не успев договорить, Мартин поймал себя на том, что к облику человека за окном, возникшему из ночного тумана, добавилась новая черта, что напряженность, которую он ощутил в этом человеке, новая подробность, извлеченная из недр памяти, что черты этого лица, которое он пытается вспомнить, он упрощает и огрубляет так, что они превращаются в обозначение, в символ, в некий расовый признак этого опасного видения, пристально взирающего из темноты промозглого леса на хрупкую незащищенность уютного кружка света.
Рассказ гостя Виллардов навел всех на разговор о грабителях, бродягах и похитителях детей.
- ...И тут вдруг он видит этого малого; тот стоит на стеклянной крыше и глядит на него во все глаза, а дело-то летом, и ход на крышу открыт, это все на 23-й Западной, и мой дружок лезет на крышу, гонится по крышам за тем малым, загоняет его в угол, но тут малый достает нож, и моему дружку пять раз делают переливание крови, пока, наконец, не выясняется, что жизнь его в безопасности. А того полиция, конечно, не нашла.