— Нет и нет! Я сейчас сама встану и уйду.
— А тебе тепло?
— Да, — она многозначительно улыбнулась, — мне очень тепло.
Оставшись один, Бродерсен долгое время лежал и чувствовал себя чужим и ненастоящим. Неправда все это, и сам он — не он. А потом забылся тяжелым сном.
Больше она не приходила.
Спустя четыре дня он вышел поискать ее. Нет нигде. Спрашивать о ней у молодого Клеменса он не рискнул, но слонялся неподалеку от его дома на случай, если она выйдет за покупками. Добрел он и до ее дома — жалкой маленькой халупы на берегу, но и там Лоллы не оказалось. Он встревожился. Спустя еще неделю он постучал в дверь Клеменсовой кухни. Там он застал жену Клеменса. У старого Бродерсена даже побежала струйка слюны изо рта, до того он растерялся.
— Лолла? Нет, Лоллы здесь нет. Передать ей что-нибудь?
— Спасибо, ничего. Совершенно ничего. Совсем ничего.
— Ну нет, так нет.
— Вам, может, покажется странно…
— О нет, капитан, что ж тут странного, — приветливо сказала молодая женщина. — Лолла работала у вас на маяке.
— Да-да, конечно, на маяке. Мы знаем друг друга. Но вообще-то я так. — Лишь у дверей он договорил: — Тут кое-что от ее матери. Пустяки.
Но куда подевалась Лолла? Кто ж так себя ведет? Теперь Бродерсен до того по ней изнывал и томился — просто самая злая карикатура на старость. Где пропадает Лолла? Он снова начал украшать себя — цепочка от часов, сапоги с отворотами, он даже разорился на стрижку, а по ночам его донимали греховные сны. Писем от Абеля все не было и не было. Бродерсен был один-одинешенек на всем белом свете.
Таможенник Робертсен пришел к нему с просьбой, чтобы капитан поручился за него под банковскую ссуду.
— Я? — сказал Бродерсен. — Нет.
— Это совсем маленький заем, каких-то шестнадцать сотен, они нужны, чтобы сделать пристройку к дому.
— Нет и нет, и говорить незачем.
Дочери у Робертсена, можно сказать, почти что взрослые, им нужна комната побольше, а то и по комнате для каждой, как теперь принято.
Бродерсен в ответ лишь отрицательно мотал головой.
Робертсен:
— Не пойму, чем я плох, человек с твердой службой, три лодки, дом и сад.
— Не старайтесь зря, штурман, я этого не сделаю. Просить меня! Вот уж чего я никогда не делал.
— Так-таки никогда? — спрашивает Робертсен.
— Никогда.
— А я кое-что слышал, будто раньше вы так делали, капитан.
— Я? Что именно?
— Ставили свою подпись.
— Нет, штурман. И хватит об этом.
Потом навалилась другая неприятность. Новый смотритель маяка заявил, что ни гроша не заплатит за декоративный кустарник, который остался на холме. Бродерсен запросил совсем немного и надеялся получить хоть маленькое возмещение, но ничего у него не вышло. Пусть, мол, забирает кусты, если хочет…
И Лоллы нет, чтобы все это с ней обговорить. Он был один-одинешенек на всем белом свете.
V
А тут пришла Лолла.
У нее просто не осталось другого выхода, это собственный отец загнал ее в угол прежде, чем задать деру. Перед тем как покинуть дом и город, он оставил долгу на тысячу крон и фальшивую расписку в Частном банке.
Лоллу словно током ударило, когда мать рассказала ей об этом несчастье, но она была сильная и бесстрашная и тотчас поступила в услужение к молодым Клеменсам. Работы почти никакой, но и жалованья тоже никакого, чтобы рассчитаться с банком, словом, у нее были все основания в свободный вечер ходить и «думать». Думала она, думала и придумала, что надо заставить Бродерсена выручить фальшивую расписку. Тогда она пошла к нему и у него осталась. Вот как было в первый раз.
Потом она надумала, что не надо спешить к нему второй раз — пусть ждет, пусть томится. Но, повстречав таможенника Робертсена, она поняла, что ей грозит опасность.
Робертсен сказал:
— Я был у твоего старого смотрителя, просил, чтобы он поручился за меня, но он не хочет.
Лолла удивилась:
— Разве ты когда-нибудь слышал, чтобы он хоть за кого-то поручился?
— Да, — ответил Робертсен и посмотрел на нее со значением. — Я кое-что такое слышал, раз уж ты спрашиваешь.
И, почувствовав опасность, Лолла второй раз пошла к Бродерсену.
Но это было не вечером, а самым что ни на есть ясным утром. Так по-разному вела она себя в два своих прихода. Она была не совсем уверена в себе и робко на него поглядывала, не проведал ли он, часом, что-нибудь. Вроде нет. Он просто извелся без нее и сказал: