— Да, но они все равно красивые. У нас их по два на каждом окошке, а большой посреди стола.
«А в Кентукки они растут под открытым небом», — сказал Абель про себя.
— Так зачем я был тебе нужен, Лолла?
— Ты за Робертсена поручался? — спросила она.
— Что? Нет.
— Мне вчера в банке так сказали, и я испугалась.
— Ты и банк! Подумай, Лолла!
— Они спросили, здесь ли ты и не собираешься ли уехать. Нет, говорю, не думаю. А то, мол, у них бумага от таможенника Робертсена с твоей подписью. Очень сомнительный документ, так они говорят.
Молчание.
— Что ты на это скажешь?
— Я ничего не подписывал.
— Что нам делать, Абель? Выходит, он сам расписался вместо тебя?
— Наверно, — равнодушно ответил Абель.
Но Лолла уже поднялась по социальной лестнице, она заделалась леди и пеклась о своей репутации, а тут могла выплыть на свет история с фальшивкой ее отца. Робертсен ее щадить не станет, он и сам еще быстрей поднимается по той же лестнице.
— Что же нам делать?
— Я сейчас пойду и призову Робертсена к ответу, — сказал Абель. — Он живет недалеко отсюда.
Лолла, умоляюще:
— Но, Абель, дорогой, прошу тебя, не дай этой истории выплыть на свет.
— Ладно. Сиди здесь и жди меня.
Когда он уходил, изящная музыка смолкла и заиграл джаз. А за дверью он нос к носу столкнулся с таможенником Робертсеном.
— Я видел, как ты вошел сюда, и решил тебя подождать, — сказал Робертсен.
— А я как раз иду в полицию, чтобы заявить на тебя, — ответил Абель.
Так с места в карьер они перешли к делу.
Робертсен, нагло, без стыда и без разума:
— Само собой, ты подписал и теперь не отопрешься. Ты как раз сидел у меня и подписал. Пойди и погляди на альбомы девочек и на вексель. Везде одинаковая подпись. И если угодно, даже чернила одинаковые.
Говоря это, Робертсен смотрел прямо в лицо Абелю.
Во время разговора они потихоньку шли по улице, пока не отыскали скамейку.
Абель спросил:
— А ты не боишься, что тебя посадят?
— Хо-хо, — отвечал Робертсен, — пусть только попробуют.
— Через час ты заговоришь по-другому.
— Я смотрю, ты хочешь меня запугать, но боятся пусть другие.
И Робертсен развил свою мысль: он сегодня гулял по улице с женой и видел Абеля в благородной компании. Проявил ли он при этом хоть малейшие признаки страха? Not much![3]
Так они сидели и разговаривали, и каждый оставался при своем мнении. Абель обозвал Робертсена на редкость подлым человечишкой, но Робертсен сделал вид, будто его это не касается.
Абель, оставив свое привычное равнодушие, обозвал его еще ворюгой, разбойником, пронырой и скотиной, помоги мне Бог.
Тут Робертсен разгорячился и сказал, что это его оскорбляет.
— Собака, — завершил Абель свою речь.
— Замолчи, я не позволю так с собой разговаривать. Спроси кого хочешь, и тебе скажут, кто я такой.
— А с места тебя попрут, — сказал Абель.
— Not much. Ты забыл фальшивку, которую выкупила Лолла.
— А тебе с этого какой прок?
— Эта история выйдет наружу.
— И все же какой тебе с этого прок?
— Такой, что и вы тоже не богобоязненные молельщики.
— Как ты думаешь, что скажут твои домашние, когда за тобой придет полиция?
— Они не посмеют меня тронуть, — сказал Робертсен.
Абель встал и пошел прочь.
Робертсен посидел еще немного, потом вскочил и побежал следом.
— Ты куда?
— Собака ты.
— Не ходи туда, Абель. Там моя жена меня дожидается.
Абель все шел.
Жена Робертсена сделала вид, будто встретила его нечаянно, и предложила ему пройтись вместе с ними.
Робертсен, все так же невозмутимо:
— Он думает, что может запугать меня, но только пусть не надеется.
Жена, несколько обеспокоенно:
— А по-другому уладить дело нельзя?
— Я любого из них загоню в угол, — сказал Робертсен, выхваляясь перед женой.
— Уведи домой своего ненормального мужа, — сказал Абель, — его скоро арестуют.
Жена Робертсена сникла и зарыдала:
— Но, Абель, ты ведь не захочешь принести нам несчастье? Девочки сидят дома при спущенных шторах и не смеют выглянуть на улицу.
Робертсен, упрямо:
— Не стой и не реви посреди улицы, слышишь? Я лицо общественное, и меня все знают.
— Ты же не причинишь нам такое зло, Абель, у тебя ведь не каменное сердце!
— Я вас проучу.
— Я все время говорила, что это добром не кончится, — причитала жена, свирепо глядя на мужа.
— А не ты ли уговорила меня строиться?