Но разве он не занимает сейчас именно тот пост, который ему по плечу? Разве он какой-нибудь предводитель с саблей наголо, из тех, что очертя голову бросаются на штурм: за мной, ребята! Нет и нет! Однако при всей своей незначительности он не лишен характера. А это уже кое-что. Он наделен божественным равнодушием ко всему происходящему. И это тоже кое-что. Он способен многое терпеть, способен выносить лишения. Он не пытается спрятаться за чью-то спину в поисках защиты, он исполнен великодушной терпимости и вовсе не думает, будто обладает чем-нибудь, что нуждается в защите.
Его слабая предприимчивость и более чем средний уровень развития — единственное, что он взял на вооружение, позднее это становится для него единственным оружием, но зато надежным и совершенным оружием является для него суверенность. Такая вот суверенность.
Погода и ветер оставляют его равнодушным. Небольшие перемены, кой-какие неполадки в машине — тоже. Не говоря уже о событиях другого рода: например, в него стреляли. Когда Алекс какое-то время тому назад стрелял в него, он как раз стоял и завязывал шнурки на ботинках — и довязал до конца. Он и сегодня поступил бы точно так же — завязывал бы, пока не завяжет.
Если бы он, по крайней мере, скрылся куда-нибудь вместе с пароходом, чтобы его пришлось искать. А он вместо этого делает совсем другое: разъезжает с молочными бидонами по крестьянским хуторам и возвращается домой под вечер.
В приборной висела карта с маршрутом «Воробья». Безотрадный маршрут, прямой, как железнодорожная линия, он и пролег точно так же — откровенно и нагло, не испытывая стыда. Абель стоял на мостике и видел, что нет ни малейшей надежды совершить ошибку, весь маршрут шел вдоль берега, но не на санках, нет, он обречен шлепать по воде. А когда он подходит к берегу, люди что говорят? Это что, пароход пришел? Нет, это просто «Воробей».
Неделя за неделей — на капитанском мостике. Скоро Троица, ну и что с того? Он не мог прихватить кассу и сбежать, потому что кассы у него не было, он только вел подсчеты. Он мог бы продать кое-что из одежды старьевщику, но получит-то он за нее всего ничего. А этот подлец Робертсен и лодки не продает, и долги не платит.
Сегодня он прибежал на мостик в последнюю минуту, времени, чтобы толком одеться, у него не было, а потому на нем нет воротничка, а есть только куртка поверх рубашки. Все равно. Конец мая, на дворе теплынь.
Пассажиров нет, никто не уезжает из дому перед самой Троицей, только слепому шарманщику помогают взойти по трапу вместе с шарманкой. Сегодня он не хромает, нет у него и язв на ноге, но он все так же слеп и, по обыкновению, движется ощупью. Руки у него до смешного маленькие, кожа нежная, потому что этот лентяй никогда в жизни не работал. Он бывает очень доволен, когда люди разглядывают его маленькие руки и приходят к выводу, что он благородного происхождения.
Лолла поднимается к капитану с недостающими деталями туалета, чтобы он надел их в приборной. Она уже не первый раз приносит ему одежду, так она щепетильна во всем, что его касается, он должен быть в полном параде еще до первой остановки. У каждого свой бзик, вот Лолла, та, например, желает быть леди.
— Помочь тебе повязать галстук?
— Нет, спасибо.
Она уже не раз это ему предлагала и неизменно получала отказ, ему не хочется, чтобы ее грудь прикасалась к его груди, чтобы ее дыхание задевало его лицо. Впору криком кричать. Вообще-то дыхание у нее приятное, слишком даже приятное.
— А вот тебе чистый носовой платок.
— Спасибо.
Лолле не остается ничего другого, кроме как уйти.
Она не посмела снова завести речь про Робертсена, хотя история эта неотступно ее терзает. Более того, она даже напевает, спускаясь по трапу, словно ей все безразлично, она просто оказала капитану обычную любезность. Капитан поблагодарил ее и со своей стороны тоже был любезен, ему тоже не оставалось ничего другого.
Часы подошли к концу, долгие часы утренней вахты, капитана сменяют, и он идет к себе в каюту. Одновременно поднимается со своего места слепой шарманщик и следует за ним. Он двигается вовсе не ощупью, он зоркий как сокол, он следует за ним и очень спешит. Без стука открывает дверь капитанской каюты и заходит. Потом закрывает за собой дверь. Но чтобы казаться совершенно слепым, спрашивает: