Рокот уложил дочку, снял с нее туфли и укутал до самого носа. Согреваясь, Лилу моргала все реже и соскальзывала в дремоту.
– Искупай ее в теплой воде и останься тут, пока она не уснет. Убаюкай, как в детстве.
Маленькая Амала испуганно застыла в дверях, только поблескивали в полумраке мышиные глаза-бусинки.
– Заходи, побудь с сестрой, не бойся, – Рокот подтолкнул дочь в спину и помог забраться на высокую кровать.
– Что… это было? – мертвенным голосом прохрипела Мирта.
Он медленно вдохнул, еще медленнее выдохнул и произнес тихо, но четко:
– Я не знаю.
И он действительно не знал. В степях, во времена войны, случалось подобное. Рыцари между собой прозвали это «белой лихорадкой». Неведомое заклятие иссушало человека до последней капли тепла, и оставалась лишь пустая оболочка, которая потом медленно умирала. Так ушел Грет, самый верный друг и в то же время самый заклятый соперник Рокота. Некоторые выживали, если удавалось их отогреть. Рокот не был целителем, но знал, что Лилу выкарабкается: простое человеческое участие, нежность Амалы, голос Мирты, треск очага наполнят ее жизнью не хуже, чем справилась бы магия.
– Она будет жить, – сказал он вслух. – Я видел такое. К утру с ней все будет в порядке.
Понять бы еще, что именно отобрало у нее тепло.
Мирта не мигая смотрела ему в глаза, он почти слышал невысказанные вопросы. Но она лишь медленно кивнула, присела на край кровати и положила ладонь на холодный лоб дочери. Они обязательно вернутся к этому, но не сейчас.
Трижды ударили в дверной колокол.
– Это ко мне, – бросил Рокот и поспешил вниз.
Старая Нама уже ковыляла с кухни.
– Я сам открою, иди в детскую, там нужна помощь.
Рокот сбежал с лестницы и замер на миг, придавая лицу бесстрастное выражение: расслабить лоб, губы, глубоко вдохнуть, выдохнуть – и открыть дверь.
По гравию дорожки шуршал дождь, тянуло сыростью, талым снегом. Никого нет?
– Мир и покой этому дому.
Из темноты возник храмовник. Под необъятным капюшоном не разглядеть лица – только бледнеет длинный нос да на груди сплетаются паучьи пальцы.
– Мир и покой, – без улыбки поприветствовал Рокот. – Будь желанным гостем этого дома.
– Всенепременно, – шелестящий голос слился с шорохом одежд.
Рокот закрыл дверь на засов и принял у храмовника мокрый плащ. Расправив бесчисленные складки нижнего балахона, Слассен сдвинул капюшон на затылок, обнажив бритую голову, тряхнул длинными рукавами и наконец поднял на хозяина водянистые глаза.
– Проходи, мы как раз собирались ужинать, – Рокот поспешно толкнул дверь в комнату.
– Спасибо, но откажусь. – Храмовник прошуршал по залу и присел на край скамьи. – Я тороплюсь: дома меня ждет прощальный ужин.
– Прощальный?
– Я возглавляю служителей в походе. Завтра весь день сборы, переночуем с учениками в казармах и выступим на рассвете с вами.
Рокот присвистнул и опустился в высокое кресло напротив.
– Неужели больше некого отправить в лес?
– Далеко не все служители готовы принять то чудо, что стараниями Ериха Великого и брата его Мерга каждый верноподданный во время службы сможет дотянуться до Сарима и отдать животные страсти в обмен на священный покой. Для подготовки людей требуется время, а поход откладывать нельзя. Потому мне и приходится участвовать лично.
– Отдать животные страсти в обмен на священный покой… – Рокот задумчиво потер подбородок. – Но разве не это делают прихожане на каждой службе?
– Именно, но теперь… теперь у нас есть истинный ключ к сердцу Сарима. – Глаза Слассена лихорадочно заблестели, и он вкрадчиво добавил: – У тебя есть ключ.
– Ключ? – едко переспросил Рокот.
И вдруг горло прошило холодом.
Священный покой. Животные страсти. Жизнь. Тепло. Ключ к сердцу Сарима. Иней на ресницах Лилу.
– Так это из-за них?! – Рокот бросил холстину с серебряными раструбами на стол и сдавил рык так, что голос прозвенел не гневом, а презрением.
– Ты вынул ключи из шелка?! – Слассен округлил глаза и прикрыл рот узкой ладонью.
Рокот сладко улыбнулся:
– Зачем оборачивать шелком «ключи к сердцу Сарима»? Они же не запятнаны магией?
– Пути Сарима неисповедимы, – Слассен благоговейно сложил ладони лодочкой передо лбом, затем поднял их над головой и раскрыл, выливая священный покой. – Такова воля божия.