Отряд имени С. М. Кирова зимой 1943—1944 гг. располагался в урочище Федосово. К весне гитлеровцам удалось выведать место зимнего лагеря партизан, и они втайне готовили нападение. Ночью Адам Майлычко прискакал с дальних постов охраны.
— Обстановка тревожная! — предупредил он. — Деревня Красная уже занята противником численностью не менее пятисот человек.
Командир отряда Николай Иванович Макаревич вызвал к себе Жанну и строго ей сказал:
— Предстоит тяжелый бой. Но ты останешься здесь.
— А разве не там, в бою, мое место?
Жанна была для него не просто бойцом отряда. Она была женой. И должна была скоро стать матерью. На днях собирались переправить ее на Большую землю. Но Романенко непреклонно отстаивала свое право быть рядом с товарищами.
* * *
…В далеких от Магнитки Застаричах поднялся еще один обелиск, и на нем — имя Жанны-Марии, Маруси Романенко, токаря Магнитогорского комбината.
А тридцать лет спустя она вернулась в свой родной цех по-прежнему молодой, веселой, энергичной. И навсегда останется такой.
Имя ее присвоено комсомольско-молодежной бригаде, которую возглавляет ныне мастер Юрий Гуляк. Продолжается трудовое соперничество.
«Это за тебя», — говорят ребята, зажав в патрон сверхплановую заготовку детали. Но не словами говорят, а точным движением резца, стремительной трудовой атакой.
— Это за тебя, Жанна-Мария!
Римма Дышаленкова,
редактор телевидения
СТИХИ
Ты помнишь, как под барабанный бой
Нам галстук пионерский повязали?
Уже тогда мы верили с тобой
В страну любви, в страну кипучей стали.
Плечом к плечу всю молодость свою
Мы по лесам строительным шагали,
Отстаивая в яростном бою
Страну любви, страну кипучей стали.
На всей земле есть у меня друзья,
Мы с комсомолом жизнь свою связали,
И комсомолию считаю я
Страной любви, страной кипучей стали.
И город мой построил комсомол,
И эту песню вместе мы слагали.
Так здравствуй же, товарищ комсомол,
Страна любви, страна кипучей стали!
Разбегались зори алые
перепуганы рассветами.
Полюбил Урал Уралочку
да любовью безответною.
Много силы в нем и разуми,
только стать не молодецкая.
Блещут глазоньки алмазами,
да пустыня в них мертвецкая.
Как цветок, тиха Уралочка,
тишиною принакрылася,
будто насмерть напугалася
богатырской этой милости.
Кладовые пораскрытые.
Шлет в подарок своей суженой
в сундуках он малахитовых
ожерелия жемчужные.
Кольца-серьги самоцветные,
платья-шубы соболиные…
На богатства те несметные
рты в народе поразинули.
Ан нейдет к нему из дому-то,
хмурит брови осторожная,
тяжела, слышь, сила темная,
власть подземная, безбожная.
Задрожали горы зычные,
космы-патлы разлохматили,
взвыли бабы горемычные,
стон прошел промеж старателей.
То не буря с неба валится,
не война идет разлучница,
то Уралище бахвалится,
рудники-забои рушатся.
— Ах, прости-прощайте, матушка,
на веку, видать, положено,
чтоб закрыло серым камушком
жизнь мою от красна солнышка.
Ах, прости-прощайте, белый свет,
горемычные старатели… —
поклонилась на четыре все,
и особо родной матери.
Люди в ноги девке кланялись,
отвели к пещере Каповой,
там Урал свою Уралочку
обнял каменными лапами.
То ли было, то ли не было,
то ли сказка мало-мальская,
только слышно, что от той любви
мастера пошли уральские.
Вокруг меня
пластуется цемент,
вокруг тебя
звенят стальные полосы,
а над ритмичным перевалом смен
поет труба диспетчерского голоса.
На свете множество диспетчеров:
диспетчер тьмы или диспетчер света,
диспетчер кругосветных поездов,
диспетчер поездов междупланетных.