- У нас в Эйлен-Донане в это время ещё снег лежит, и ничего, народ не жалуется, - сказал Родрик, но препятствовать Гарану не стал: иссохшееся нутро отчаянно требовало чего-нибудь горячительного. Огоньки деревни приветливо мигали не так уж и далеко, а погони, вроде, не наблюдалось. Гаран ушёл, а Родрик, выбрав низинку, чтобы не было заметно со стороны, принялся разводить костёр. Ничего подозрительного в поведении Гарана он не примечал, но в ходе последнего разговора в душе поскребло острым коготком.
Удобно примостившись на толстом суку, Родрик начал уже поклёвывать носом, когда послышался какой-то звук - совсем не со стороны деревни, а от ручья, откуда он только что пришёл. Родрик замер. Шёпот-не шёпот, а скорее едва слышное похрустывание слежавшихся после зимы листьев под чьими-то осторожными шагами.
Затаив дыхание, Родрик повернул голову. Так и есть - Гаран. Один. Всё вроде бы в порядке, но шёл он как-то уж чересчур осторожно, словно крадучись. Может, просто не хочет его, Родрика, разбудить? Только зачем подходит сзади?
Гаран приблизился к затухающему костру, и Родрик, укоряя себя за неподобающую подозрительность, уже готов был окликнуть товарища, как вдруг тот не спеша взялся за рукоять меча. Вытянул клинок, серо блеснувший в лунном свете, и резким движением откинул в сторону плащ Родрика. Замер в удивлении.
- Проклятье... - едва слышно процедил он сквозь зубы и тут же крикнул: - Он ушёл!
- Стой, где стоишь! - тут же раздалось из темноты, и из-за деревьев показались тёмные фигуры полудюжины солдат с нашитыми на груди бедвировскими красными единорогами. Трое держали в руках взведённые арбалеты. Солдаты окружили костёр кольцом. Один из них, уже немолодой, с длинными отвислыми усами, по-видимому, старший, пнул гору листьев ногой. Та рассыпалась с шуршаньем.
- За нос вздумал меня водить? - не гневно, но как-то слегка презрительно спросил он.
- Даже и не думал. Ушёл он. - Гаран сплюнул. - С золотом...
- Чего ж ты деньги себе не взял?
- Так он заподозрил бы...
- И без того, видать, заподозрил. У тебя на роже всё написано. Меч на землю! Руки за спину!
Гаран, сплюнув ещё раз, бросил клинок; его тут же подобрал один из стражников.
- Чего ж написано? - буркнул он.
- То, что за монету мать родную продашь. Старый хер. Связать его, пойдёт с нами. Ивар, можешь что сделать?
У невысокого пухлого мужичка, что стоял рядом, шевельнулся нос - мясистый, с крупной бородавкой на кончике, он словно жил собственной жизнью: принюхивался, раздувался и опадал.
- Кто его знает, - пропищал он, - темно, будто в утробе у Вила...
Он согнулся в три погибели и, подпрыгивая, как собака с перебитой ногой, принялся быстро обходить поляну.
Родрик стиснул зубы. Проклятье. Ищейка. Видать, бодрячок. Бывают такие: толстые что твоя хрюшка и лёгкие, как надутый бычий пузырь.
Гаран, экая гадина, продал его ни за что. Не понимает, дурень, что Леофрик ему всё равно ни гроша не вернёт, а в лучшем случае велит дать плетей. Тупая трусливая скотина. Как назло, в лесу было вовсе не так темно, как выразился тот носатый: луна висела прямо над головой, и если кому из солдат вздумается внимательно глянуть по верхам, ему, Родрику, конец.
- Туда ушёл! - радостно возвестил Ивар, указывая в сторону ручья. - Совсем недавно.
Он стоял так близко от Родрика, что тот мог попасть плевком прямо в его плешивую башку. Родрик поклялся бы, что от Ивара несёт пóтом за сто шагов. Небось, думает: вот сейчас загоню очередного беглеца, потом в кабак, пиво пить да баб лапать.
- Уверен? - спросил начальник стражи.
- Вернее и быть не может. Топал, как медведь. Видно, торопился.
Вислоусый довольно усмехнулся.
- Кенред, живо возвращайся, скажи Балдрику, чтоб людей дал. Всех. Вилланов поднять, пусть идут цепью к Комариной плеши. Скажи, лично от меня серебряный дарн тому, кто гада увидит, и ещё один сверху, если повяжет. Этот дуралей сам себя в болото загонит. Стой! И ещё передай Балдрику, чтоб прихватил сестричек. Ивар, веди!
Следопыт как собака бросился в лес, все прочие - за ним. Гаран хмуро брёл со связанными за спиной руками. В спину его подталкивали копьём.
Родрик полежал ещё немного, вжавшись в ветку и прислушиваясь, потом, повиснув на суку, легко соскочил на землю. Медлить было нельзя. Солдаты дойдут до ручья, а до него чуть больше полмили, потом, потеряв след, скорее всего, вернутся сюда. Крестьяне из Подгорья тоже не задержатся: светящиеся окна деревни видно даже с этого места, а на серебряный дарн каждый из них сможет семью месяц кормить. Где находится та самая Комариная плешь, о которой упомянул командир, Родрик не знал, но, здраво рассуждая, они пойдут на восток - туда, куда всё это время стремились беглецы.