как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны,
как сплетается с другими эта тоненькая нить,
где уже мне, к сожаленью, ничего не изменить,
Порой он казался скорее ребёнком, чем человеком, прожившим немалую и нелёгкую жизнь. Сейчас мне думается, что он – ну не то чтобы мне подыгрывал – но, во всяком случае, не скрывал от меня этой своей детскости, – мне это очень нравилось в нем .
Л:«Дети – понятие всевозрастное»
Дети, как жители иностранные
Или пришельцы с других планет,
Являются в мир, где предметы странные,
Вещи, которым названья нет.
Еще им в диковинку наши нравы.
И надо выучить все слова.
А эти звери! А эти травы!
Ну, просто кружится голова!
И вот они ходят, пометки делая
И выговаривая с трудом!
Но чем продолжительнее их странствие -
Они ведь сюда не на пару дней -
Они становятся все пристрастнее
И нам становится все трудней.
Они ощупывают переборочки
И:Он любил сладкое, как маленький ребёнок, – шоколад, ягоды, орехи… Нормальному обеду мог с удовольствием предпочесть кусочек торта или сыра. Меня это всегда смешило… Он звонил мне на работу и оправдывался, почему не стал обедать, – съел конфеты и есть больше не хочет…
Вообще, поэтический возраст – одна из тех проблем, над которыми он размышлял непрестанно:
–Говорят: поэзия – удел молодых. А я хочу написать о том, чем никто почему-то не занимается: о поэзии стариков, поскольку лучшая поэзия второй половины XX века – это поздний Пастернак, поздняя Ахматова, поздний Твардовский, поздний Самойлов. Это феномен нашего времени. В XIX веке один Тютчев как исключение, в XX – почти правило.
– Правы всегда последующие, а не предыдущие. Ибо жить им.
– Мы же будем оценивать это как лица заинтересованные.
– Любящие живут так, как это им нужно сегодня – ему и ей.
Окуджава: Я счастлив ,что мой давний друг сумел преодолеть все, что следует преодолеть человеку или поэту, выразив в полной мере красоту, гармонию и человечность, и мы теперь говорим о поэтическом явлении, и не просто о стихах, а о поэзии Юрия Левитанского
– Я люблю эти дни, когда замысел весь уже ясен и тема угадана,
а потом все быстрей и быстрей, подчиняясь ключу,-
как в «Прощальной симфонии» – ближе к финалу – ты помнишь, у Гайдна —
музыкант, доиграв свою партию, гасит свечу
и уходит – в лесу все просторней теперь – музыканты уходят —
партитура листвы обгорает строка за строкой —
гаснут свечи в оркестре одна за другой – музыканты уходят —
скоро-скоро все свечи в оркестре погаснут одна за другой —
тихо гаснут березы в осеннем лесу, догорают рябины,
и по мере того как с осенних осин облетает листва,
все прозрачней становится лес, обнажая такие глубины,
что становится явной вся тайная суть естества,-
все просторней, все глуше в осеннем лесу – музыканты уходят —
скоро скрипка последняя смолкнет в руке скрипача —
и последняя флейта замрет в тишине – музыканты уходят —
скоро-скоро последняя в нашем оркестре погаснет свеча…
Я люблю эти дни, в их безоблачной, в их бирюзовой оправе,
когда все так понятно в природе, так ясно и тихо кругом,
когда можно легко и спокойно подумать о жизни, о смерти, о славе
и о многом другом еще можно подумать, о многом другом.
Мы все время говорим: определить круг тем, идей. Но мне сейчас кажется, что у поэзии, у любви, у жизни….круга нет.