Она продолжала все так же смотреть на него.
— А если он правда уедет?
— Так будет гораздо лучше для него. Если он уедет туда, где его никто не знает, он сможет начать все сначала, и никто не будет интересоваться, где он был и что делал последние пять лет. В то время, как здесь… — Он закинул голову, его профиль стал еще более чеканным. — Зачем он вернулся сюда, где у каждого второго своя скандальная версия о том, что он делал все это время? Мне понятны побуждения лорда Берлингэма. Он знает, что я о нем думаю, и хочет отыграться таким вульгарным образом. Но чего добивается Эдвард, чего добиваетесь вы? Повторяю, я этого не допущу — если он переедет сюда, вам придется покинуть этот дом!
Последние слова он почти прокричал. Эта сцена могла удивить всех, кто не очень хорошо его знал. Эммелина не удивилась. Такую потерю самообладания она уже наблюдала раньше. Это происходило внезапно, как сейчас. Скажем, когда его кусала собака, с которой он играл, когда его сбрасывала оступившаяся лошадь, когда он делал что-то, чему вовремя не подумал научиться, и пожинал плоды своего неумения. Она всегда чувствовала, что под холодной сдержанностью в Арнольде скрывалась какая-то неуравновешенность, выплескивающаяся наружу под давлением обстоятельств. Сейчас она всматривалась в него, пытаясь понять, что это за обстоятельства.
В свою очередь, Арнольд был недоволен собой. Разговор вышел из-под его контроля. Он не собирался всего этого говорить. Думать думал, но говорить не собирался. Он хотел выглядеть спокойным, разумным, полным достоинства. Он нанял нового садовника, ему нужен дом, он вынужден просить Эммелину переехать. Никаких ссылок на Эдварда. И весь продуманный сценарий насмарку.
Эммелина все еще смотрела на него, ее голубые глаза выделялись, казались еще более яркими на фоне выгоревшего ситцевого халата. Внезапно она спросила:
— Почему вас так пугает приезд Эдварда?
Глава 7
Сьюзен вышла из магазина с открытками и пакетом помидоров — в подарок Эммелине.
— Я сама их вырастила, — сказала миссис Александер. — Не знаю, стоит ли говорить, но рассаду я взяла у мистера Фулербая. Ему очень удаются помидоры, они всегда занимают первые места на выставках в Эмбанке. Как жаль, что он уходит из усадьбы.
— Разве он уходит?
— Никому не говорите, что это я вам сказала, но я слышала, ему дали расчет. Кажется, они с мистером Арнольдом не очень ладят. Старика-то, наверное, это не очень огорчит. У него свой дом и пенсия, а если ему захочется поработать, то и мисс Блейк и доктор Крофт будут только рады его приходу. Мне кажется, если кто об этом пожалеет, так это мистер Арнольд. Но это между нами.
Сьюзен взяла в руки пакет с помидорами, но миссис Александер еще не закончила.
— Еще Уильям Джексон уходит, слышали? Мне сказали, что его вчера уволили. Всегда говорила, он плохо кончит. Каждый вечер до закрытия просиживает в Лэме или в Эмбанке, утром опаздывает на работу. Бедняжка Анни, какая ужасная жизнь! И зачем он ей был нужен. Бог ее знает. Двадцать лет она жила с вашей тетей Люси — она пришла к ней в четырнадцать. А потом взяла и вышла замуж за этого прохвоста. Ему были нужны ее сбережения и то, что оставила ей мисс Люси. Он же младше ее на целых десять лет, ни больше ни меньше!
Сьюзен хорошо помнила Уильяма Джексона, младшего садовника в усадьбе, еще рыжим, прыщавым мальчишкой. Он ей никогда особенно не нравился. Анни сделала глупость, связавшись с ним. Тетя Люси никогда бы ей этого не позволила. Хотя, может быть, все не так плохо, как говорит миссис Александер, но в ответ на ее возражение та лишь покачала головой:
— Нет, моя дорогая! Бедняжка Анни, она превратилась в развалину! Сидит одна-одинешенька в своем доме по ту сторону протоки! Неудивительно, что его так дешево продали! В темноте просто опасно перескакивать с камня на камень! А когда идет дождь! Нужно построить мост, но сейчас это столько стоит! Жаль, что об этом не подумали во времена королевы Елизаветы, когда за работу платили по пенни в день.
Сьюзен рассмеялась:
— Ну, тогда на пенни можно было купить столько, сколько сейчас не купишь и за несколько шиллингов. На него можно было снять дом, прокормить и одеть семью.
— Жаль, что нынче не так, как раньше! — ответила миссис Александер.
На обратном пути Сьюзен не думала ни о падении денежного курса, ни о Фулербае, ни об Уильяме Джексоне, ни даже о несчастной Анни. Она не могла выбросить из головы две картины. На одной — она сама стояла посреди пыльной проселочной дороги между Эмбанком и Гриннингзом с чемоданом у ног и с руками, протянутыми к Эдварду Рэндому. На другой — Кларисса Дин почти в той же самой позе посреди деревенской улицы. Эта картина была ярче и четче предыдущей. И сама Кларисса была ярче и привлекательнее по сравнению с довольно бледной фигурой Сьюзен Вейн. У нее было унизительное чувство, что ее обошли. Нелепо, но так. Она прониклась участием, дружбой к Эдварду и выразила их таким образом. А потом то же сделала Кларисса, и сделала она это гораздо лучше. С блеском, с обилием красок…