Рассказать Александру? Станет ли слушать? В последние дни он стал совершенно одержим войной. И откажется ли он от вторжения в Македонию? На войско потрачены колоссальные деньги, ополченцам обещана добыча, произнесены пламенные речи. Плюнуть на все это и растереть? Но ведь намек недвусмысленный: "С кем это ты воевать собрался?" Только сунься в Македонию, моментально найдется управа. Так рассказать Александру или нет?
Негромко стукнула дверь: вернулся Аэроп. Эакид, не оборачиваясь, спросил.
– Что ты скажешь, старый друг?
Дядька помолчал немного, потом пробасил:
– Все это может оказаться игрой. О каких воинах идет речь? Конечно, им известно, что к нам пришел Полисперхонт. "Использовать тех воинов, что собрал твой брат"... Они не знают ничего о наших силах и пытаются по твоему поведению вызнать намерения Эпира. Или они знают все, и тогда слова посланника следует рассматривать, как прямую угрозу.
– Мне именно это сразу пришло в голову. Как поступить?
– Я уверен, Александр предпочтет первое толкование.
– Пожалуй, – согласился Эакид.
– А мы слепы и глухи.
– Верно...
Эакид сам себе помассировал затекшую шею. Помолчал какое-то время.
"Сын царя Ариббы... Ублюдок. Бессонная ночь теперь обеспечена".
– Подготовь корабль.
Аэроп кивнул и вышел прочь.
Друг правды и справедливости
Над выгребными ямами роились тучи мух, и стояло нестерпимое зловоние. Всадник, прикрывая нос и рот полой длинного головного платка-яшмага, осадил коня возле согбенного старца, что деревянной лопатой сгребал конский навоз и накладывал в тачку.
– Эй, старик, давно ли ушло войско?
Старик распрямился, насколько смог, опершись на лопату, и поднял на всадника белесые глаза.
– Чего молчишь? – всадник нетерпеливо шлепнул плетью по своему кожаному сапогу, – отвечай быстро!
Дед не ответил.
– Ты глухой? – всадник повысил голос, растопырил пальцы обеих рук прямо перед лицом старика, – сколько дней прошло? Пять? Десять?
Дед смотрел немигающим взором и молчал.
Устав ждать, всадник выругался, осквернив свои уста именем Ненавистного. Старик невозмутимо вернулся к работе, не обращая на гонца внимания, словно тот был пустым местом. Однако, все же буркнул себе под нос:
– Два дня уходили, два дня, как ушли.
– Чего? Какие два дня?
Старик не ответил, сетуя про себя, что молодежь пошла совсем бестолковая. Суетятся, руками трясут, сотню слов за раз говорят, а ни себя, ни других не слышат. Чего ему не понятно? Разве может такое огромное войско сняться с лагеря за один день?
Он вывалил в тачку очередную лопату.
Всадник опять ругнулся, толкнул пятками бока нетерпеливо пританцовывающего жеребца, и помчался прочь, на северо-запад.
Старик даже не посмотрел ему вслед, мысли заняты другим.
Воины великого шаха отобрали почти всех овец. Приговаривали:
"Мы тебя, дед, идем защищать от злых яванов. Не накормишь нас, как следует, они придут и тебя, как барана, на вертел насадят. Но ты не бойся, мы этих детей дэвов побьем".
Он не роптал. К чему? Молодые ропщут, глядят исподлобья, получая за это удары плетью. Не понимают, что таков миропорядок, заведенный Премудрым Господином и Благими Бессмертными. Каждый баран – божественная благодать шаха, и по первому требованию любой из "стоящих в колеснице" может его забрать. Большому войску надо много баранов.
Старик вновь погрузил лопату в навоз. Воины забрали овец и оставили после себя горы дерьма. Что ж, и оно на пользу. Нужно его собрать, перемешать с соломой, утрамбовать ногами в деревянных рамах. Высохнет под палящим солнцем – превратится в кизяк, пищу огня. Владыка Атар[37] добр к человеку, но сам собой очаг не разгорится. Кто не работает, тот не ест.
"А эти, отец?" – возмущаются молодые, – "они разве работают? Только жрать горазды!"
"Их дело – сражаться и умирать по слову великого шаха".
"Разве это работа? От такой тьмы войска яваны разбегутся, как мыши по норам. Никто из этих бездельников и меча не обнажит. А баранов наших сожрали..."
Дед лишь качал головой. Он был очень стар, успел услышать первые слова сыновей своих внуков. Годы согнули его спину, помутили взор. Он едва помнил вчерашний день, но зато события, давным-давно канувшие в темную бездну времени, выплывали из глубин памяти, как наяву. Семь десятков лет назад, когда он был мальчишкой, здесь прошло войско яванов. Это были странные люди, чужие от пят до макушки, увенчанной у каждого волосяным гребнем. Это были сильные, смелые люди. Отец рассказал ему, что яваны шли на свою далекую родину, непобежденные в битве, а многие тысячи воинов шахрабов Мидии и Вавилонии, пытались перебить эту горстку чужеземцев. Пытались, но так и не смогли.