– Харону надо бы еще лодок подогнать, – усмехнулся таксиарх, – очередь сейчас выстроится до самого Амсанка[56], а то и на поверхность вылезет!
– Вот бедняге Психопомпу-то работы! – хохотнул кто-то за спиной.
Воины засмеялись, разряжая томительное ожидание.
– Сейчас... – прошептали чьи-то обветренные губы.
Свист нарастал. Пердикка инстинктивно втянул голову в плечи.
– Поднять щиты!
Туча стрел, миновав зенит, обрушилась на фалангу. Многие столкнулись с поднятыми вверх сариссами, служившими дополнительной защитой, другие вонзились в щиты. Вот только те у педзетайров совсем небольшие, не чета гоплитским...
– Агхрр... – захрипел рядом с Пердиккой один из бойцов, оседая на землю.
Его место немедленно занял другой.
– Ни шагу назад! – крикнул таксиарх.
Стрелы сыпались и сыпались. Ряды педзетайров редели. Пердикка в бессилии скрежетал зубами. Кен вполголоса бранился. Эллины в центре понесли гораздо меньшие потери.
– Позволь наступать, великий государь, – повернулся к брату Оксафр.
– Не торопись. Пусть идут кардаки.
Дарайавауш взмахнул рукой. Ему не терпелось увидеть в бою своих любимцев, созданных по эллинскому образцу.
Кардаки и наемники двинулись вперед и быстро достигли реки. Мидяне расступались, пропуская их. Заросли ивняка разорвали ряды персидской фаланги. Речка совсем узкая, но берега крутые, в полтора человеческих роста, глинистые и скользкие.
– А ну, поживее! – кричал Аристомед, опасавшийся, что македоняне скинут его назад.
Не скинули. Педзетайры не сдвинулись с места, позволяя врагу выбраться на берег. Такую тактику предложил на военном совете Пердикка.
– Если их сразу в воду сбросим, они снова за стрелы возьмутся. Плохо это для нас. Пусть уж вылезут, даже построятся. Завязнут сильнее.
– Рискованно, – покачал головой Антигон, – да и сколько у них стрел может быть?
– У персов-то? – переспросил Кен, – много.
– Что-то в этом есть, – задумчиво проговорил Леоннат.
– Хорошо, – сказал Монофтальм, – действуйте так.
Вот и действовали. Кардаки и наемники, восстановив строй, плотно сомкнув ряды, двинулись вперед. Среди людей Тимонда были спартанцы, они запели пеан, подхваченный остальными эллинами.
Пердикка прищурился. Враг совсем близко. Пора?
Кардаки тоже затянули какой-то монотонный вой на своем языке.
Пора?
– Ну же, Пердикка, – не выдержал Кен, – начинай!
Пердикка его, конечно, не слышал, но движение должен был начать именно он, угловой правого крыла. А идти надо, никогда македоняне не встречали врага стоя на месте, хотя и не атаковали бегом, как спартанцы.
Все ближе и ближе чужие щиты. Все ближе воины, нелепо выглядящие в варварских штанах и эллинских льняных панцирях, с лицами, замотанными платками.
Пора!
– Фаланга! – прокричал Пердикка, – вперед!
Две тысячи ног шагнули, как одна.
– Алалалай!
Кардаки вздрогнули. Они впервые шли на частокол копий. Колени воинов затряслись, движение замедлилось.
– Не отставать! – кричал Аристомед.
Он видел, что наемники Тимонда, не столь пугливые, как персы-фалангиты, вырываются вперед. Тимонд, напротив, понятия не имел, что происходит слева от него и бодро наступал на Кена и Леонната.
Ближе, ближе.
– За Македонию! – зарычал Пердикка, качнув сариссой вперед.
– За Македонию! – помчался по рядам грозовой вал.
Кардаки попятились.
– Держать строй, собаки! – орал Аристомед.
Опытный в драке строй на строй, фессалиец уже в зародыше распознал панические настроения подчиненных. Как не гонял он их, готовя к столкновению с вражеской фалангой, бодро наступая на учениях, в настоящем бою кардаки дрогнули. Большую ошибку совершили персидские военачальники, собрав в этот отряд слабейших, ибо не хотели переучивать отборных щитоносцев-спарабара и "бессмертных", опасаясь задеть их честь. "Бессмертных", в рядах которых служили целые воинские династии, предложение сражаться по-эллински возмутило бы до глубины души. Шахиншах понимал это, но надеялся, что его эллины смогут воспитать из кардаков могучую силу.
Не смогли.
– Ха! – выдохнул Пердикка, сбивая с ног вражеского воина.
– В воду их! – кричали слева.
– Давай, давай, жми! – напирали задние, почуявшие, что враг подается.
Кардаки показали спину.
– Стоять, трусливые ублюдки! – выл Аристомед, на глазах которого рушился мир и все надежды на возвышение.
Копье сломалось. "Второй Мемнон", как его звали персы, выдернул из ножен меч и, отбивая в стороны наконечники сарисс, бросился вперед, не в силах вынести позора. Даже до щитов македонян не добрался, повис на копьях четвертого ряда...